fir_vst

Гессе Г. Магия книги: Эссе о литературе. СПб.: Лимбус Пресс, 2010, С. 26–41.

    Величайший из всех миров, какие человек создал силою своего духа, а не получил в дар от природы, – это мир книг. Впервые рисуя на грифельной доске буквы и пытаясь что-то прочесть, ребенок совершает первый шаг в этом искусственно созданном и чрезвычайно сложном мире – столь сложном, что целой жизни не хватит, чтобы постичь его и научиться безошибочно применять его законы и правила игры. Без слова, без письменности и книг нет истории, нет понятия «человечество». И если бы кто-то пожелал заключить в небольшом помещении, собрать у себя в доме или комнате историю человеческого духа – он смог бы достичь цели только собрав библиотеку. Сегодня мы уже уразумели, что занятия историей и историческое мышление как таковое небезопасны, в последние десятилетия наше мировосприятие совершило мощный переворот и обратилось против истории, однако именно благодаря этому мятежу стало ясно, что, отказавшись от захвата и присвоения всё новых частей духовного наследия, мы никоим образом не сможем вернуть нашей жизни и мысли утраченную ими невинность.
    У всех народов слово и письменность священны и связаны с магией, именование вещей и письмо изначально были магическими действиями, колдовством, благодаря которому дух овладевал природой; письмо почиталось как дар богов. В древности у большинства народов письмо и чтение были тайными искусствами, занятиями, дозволенными лишь жрецам, и считалось великим, необычайным событием, если молодой человек решался приступить к изучению столь могущественных искусств. Это было непросто – к тайнам допускались лишь немногие, это право приобреталось ценой самоотречения и жертв. С точки зрения наших демократических цивилизаций, духовные ценности были в те времена большей редкостью, чем ныне, но они почитались как более благородные и священные, дух находился под защитой богов и доступен был не всем и каждому. Тяжкие пути вели к нему, сокровища духа не давались даром. Мы лишь смутно представляем себе, что это означало в иерархических и аристократических культурах – быть человеком, приобщившимся тайн письменности в окружении невежд! Он был особенным, у него была власть, были белая и черная магия, чудесный талисман и жезл волхва.
    Сегодня – по видимости – всё изменилось. Сегодня мир письменности и духовных ценностей открыт – по видимости – всем и каждому, более того, если кто-то пожелает остаться в стороне, его в этот мир притащат силком. Сегодня – по видимости – знание грамоты мало что значит в сравнении со способностью человека дышать или, в лучшем случае, с его умением ездить верхом. Сегодня – по видимости – письменность и книга уже окончательно утратили особое достоинство, волшебство, магию. Несомненно, в различных религиях по сей день живо понятие о Священном, богооткровенном Писании, однако единственная действительно могущественная религиозная организация Запада, Римско-католическая церковь, не выказывает слишком большого интереса, когда речь идет о приобщении мирян к чтению Библии; священных книг в наши дни нигде уже не осталось, разве что у немногочисленных благочестивых иудеев и в некоторых протестантских сектах. Иногда при вступлении в должность требуется принести присягу на Библии, но сегодня жест возложения руки на священную книгу – это лишь холодный, мертвый пепел, воспоминание о былом огне, его жаре и силе, и в этом жесте, как и в словах присяги, для простых людей уже нет связи с магией. Книга перестала быть тайной, книги всем доступны – по видимости. С точки зрения либеральной демократии, это прогрессивно и разумеется само собой, но, если подойти к делу с других позиций, свидетельствует об обесценивании и вульгаризации духа.
    И все-таки мы с полным правом можем чувствовать удовлетворение, поскольку достигли некоторого прогресса, и радоваться: чтение и письмо в наши дни не являются привилегией некой гильдии или касты; с тех пор как изобрели печатный станок, книга постепенно сделалась предметом широкого потребления и предметом роскоши, в то же время книги распространяются огромными массами; благодаря большим тиражам книги недороги, так что любой народ может сделать доступными даже малоимущим лучшие произведения лучших своих писателей (так называемую классику). И не будем слишком огорчаться из-за того, что понятие «книга» почти перестало означать нечто возвышенное, а по милости кино и радио ценность и привлекательность книги, даже в глазах простых людей, еще больше снизилась. Не стоит также опасаться, что в будущем книгам грозит исчезновение, – напротив, чем больше с помощью каких-то новых изобретений будут удовлетворяться потребность в развлечениях и нужды народного просвещения, тем больше достоинства и авторитета будет возвращаться к книге. Ибо, несмотря на ребяческое восхищение идеями прогресса, люди непременно поймут, что письменности и книге свойственны особые функции, которые не исчезнут вовеки. И окажется, что слово и его передача на письме – не просто полезное подспорье, но единственный посредник, благодаря которому человечество имеет историю и непрерывное самосознание.

    Сегодня мы еще только подходим к той границе, за которой недавно явившиеся конкуренты – кино, радио и прочее, – смогут, отобрав у печатного слова, выполнять некоторые его функции, причем те, о которых не придется жалеть. В самом деле, почему бы, например, легкие занимательные романчики, ничтожные в художественном отношении, но нашпигованные разными сценами и ситуациями, будоражащие чувства и увлекательные, не распространять в виде серии картинок наподобие кадров кинофильма, не передавать по радио, или в еще какой-то форме, которая в будущем возникнет из этих двух. Тысячи людей, перестав читать подобные книги, сберегли бы массу времени и не портили бы глаза. Меж тем разделение труда, которое пока еще не заявило о себе открыто, уже давно существует в некоторых студиях и мастерских. Уже сегодня мы слышим, что такой-то «поэт» или «писатель» бросил писать книги, забыл театр и пишет для кинематографа. В его случае необходимый и желательный разрыв уже состоялся. Ведь полагать, что «литература» и создание фильмов суть одно и то же или имеют много общего, – заблуждение. Я никоим образом не хочу превозносить «писателей» и представлять, что по сравнению с ними авторы киносценариев неполноценны, подобная мысль мне абсолютно чужда. Но занятие человека, стремящегося отобразить, описать что-нибудь, используя слова и письмо, принципиально иного рода, нежели занятие того, кто, желая поведать нам эту же историю, определенным образом расставляет и снимает на кинопленку группы каких-то людей. Может оказаться, что литератор – жалкий ремесленник, а кинематографист – гений, не в этом дело. Важно, что в кругах творческих людей уже началось то, о чем толпа еще не подозревает, о чем узнает она, пожалуй, лишь спустя долгое время, – началось принципиальное разделение средств, пригодных для достижения различных художественных целей. Конечно, и тогда, когда это разделение произойдет окончательно, будут создаваться дрянные романы и пошлые фильмы, и «творцами» их будут не тронутые культурой таланты, расхитители добра, взявшиеся за дело, в котором некомпетентны. Но если мы хотим прийти к ясности относительно понятий и поддержать как литературу, так и ее нынешних соперников, разделение это необходимо и полезно. И тогда литература пострадает от кинематографа ничуть не больше, чем, скажем, живопись – от фотографии.
    Но вернемся к нашей теме. Я упомянул, что книга по видимости лишилась былой магической силы, что неграмотные люди сегодня по видимости встречаются лишь изредка. Почему же только по видимости? Неужели древнее волшебство еще живо? Неужели где-то живы еще священные книги, дьявольские книги, магические книги? И понятие «магия книги» не ушло в прошлое безвозвратно, не обратилось в легенду?
    Да так оно и есть! Законы духа столь же неизменны, как законы природы, и точно так же их нельзя «упразднить». Можно упразднить или лишить привилегий духовенство или, скажем, общества астрологов. Можно сделать общим достоянием научные познания и поэтические творения, которые прежде были потаенной собственностью, сокровищем избранных; и даже можно заставить многих людей взять что-то от этих сокровищ. Но всё это затронет лишь поверхность, по существу же в духовном мире ничего не изменилось за то время, что прошло после перевода Лютером Библии и изобретения Гутенбергом печатного станка. Магия по-прежнему существует, и духом – тайной – владеет некая иерархически организованная группа избранных, теперь, правда, безымянная. Уже несколько веков письменность и книга у нас являются общим достоянием всех классов общества, пожалуй, так же, как мода, ставшая общим достоянием, когда отошли в прошлое правила о сословных различиях в одежде; однако моду по-прежнему создают единицы, и платье на красавице, стройной и с хорошим вкусом, выглядит совсем по-другому, чем такой же наряд, надетый заурядной особой. К тому же вместе с демократизацией в сфере духа произошло очень забавное, сбивающее с толку смещение: власть, которую выпустили из рук жрецы и ученые, очутилась там, где на ее пути не стало помех и препятствий, но не оказалось и возможности утвердиться законным образом и даже опереться на какой-либо авторитет. Ибо слой людей, которому принадлежит дух и письменность и который в каждую эпоху, по видимости, является направляющей силой, – ведь он формирует общественное мнение или, по крайней мере, формулирует его актуальные лозунги, – этот слой не тождествен слою творческому.
    Не будем увлекаться абстракциями. Возьмем наудачу пример из новейшей истории мысли и книги. Представим себе: 1870–1880-е годы, образованный, начитанный немец, например, судья, врач, профессор университета или рантье, любящий книги. Что же он читал? Насколько был знаком с творческой мыслью своей эпохи и своего народа? Как участвовал в жизни своего времени и в жизни будущего? Где сегодня литература, которую критика и общественное мнение тех лет считали доброй, благотворной, интересной? От нее почти ничего не дожило до наших дней. В те годы, когда Достоевский писал романы, когда Ницше, неизвестный и осмеянный, не находил ни единой близкой души в быстро разбогатевшей и жаждущей удовольствий Германии, немецкие читатели, старики и молодежь, люди высокого и низкого звания, зачитывались Шпильгагеном и Марлитт или, в лучшем случае, любили миленькие стихотворения Эммануила Гейбеля, издававшиеся тиражами, каких с тех пор не знавал ни один поэт, да еще знаменитого «Зеккингенского трубача», который тиражами и популярностью обскакал и эти стишки.
    Подобным примерам несть числа. Мы видим: духовность стала демократичнее – и духовные сокровища эпохи, как кажется, принадлежат всякому, кто выучился читать. Но в действительности нечто значительное всегда происходит потаенно, незримо; где-то в катакомбах, верно, укрылись жрецы или заговорщики, и, храня свои имена в тайне, они в своем подполье вершат судьбы духа и отправляют в мир своих посланцев, переодетых, без верительных грамот, но наделенных властью и взрывной силой, воздействующей на целые поколения, а вдобавок пекутся о том, чтобы общественность, довольная, ибо ее просвещают, не заметила чудес, которые творятся прямо у нее под носом.

    Но и не углубляясь в столь далекие и сложные области, нетрудно заметить, что судьбы книг сказочны и необычны, что книги то властно чаруют нас, то чудесным образом скрывают что-нибудь от наших глаз. Писатели живут и умирают в безвестности или признанные лишь немногими, и вдруг после смерти, нередко спустя десятилетия, их творения воскресают в сиянии славы, неподвластные времени. Мы изумленно увидели, как единодушно отвергнутый своим народом Ницше, некогда исполнивший свою духовную миссию для маленькой когорты людей духа, сегодня, с запозданием в несколько десятилетий, стал одним из любимейших авторов, которого, сколько ни печатай, всё будет мало; мы увидели, что стихотворения Гёльдерлина вдруг, спустя сто с лишним лет после их создания, наполнили восторгом души студентов; что из всей сокровищницы древней китайской мудрости вдруг, спустя тысячи лет, в послевоенной Европе открыли одного лишь Лао-цзы, его скверно переводили и не лучше читали, а затем он, кажется, вошел в моду, как Тарзан или фокстрот; но в живом творческом слое людей духа его влияние огромно.
    И еще мы видим: каждый год тысячи и тысячи детей идут в первый класс, учатся буквам и слогам, и мы постоянно замечаем, что для большинства детей чтение быстро становится делом обычным и вовсе не замечательным, тогда как других с каждым годом, с каждым десятилетием их жизни всё более очаровывает и удивляет это умение пользоваться волшебным ключом, которое им дала школа. Навык чтения сегодня могут приобрести все, но лишь немногие понимают, какой могущественный талисман им доверен. Ребенок, гордый тем, что выучил азбуку, учится читать стихи или изречения, потом одолевает первый короткий рассказ, первую сказку, со временем же большинство, не имеющее призвания, прилагает свое умение читать лишь к репортажам или коммерческим статьям в газете, и только немногие избранники остаются во власти чар и удивительного волшебства букв и слов (ведь каждое слово некогда было волшебным, магическим заклинанием). Эти-то немногие и станут читателями. В детстве они открывают для себя несколько стихотворений и рассказов из хрестоматии – строки Клаудиуса, рассказ Гебеля или Гауфа; научившись читать, они, не пренебрегая этими произведениями, будут идти всё дальше в мире книг, вновь и вновь удивляясь тому, как этот мир просторен, как многолик и отраден! На первых порах они думали, что перед ними хорошенький детский садик, с клумбой тюльпанов и прудом, где плавают золотые рыбки, но вот этот сад становится просторным парком, окрестностью, частью света, миром, это и Эдемский сад, и Берег Слоновой Кости, он манит всё новыми чудесами, расцветает всё новыми красками. И то, что вчера казалось садом или парком или вековым лесом, сегодня или завтра предстанет храмом, святилищем, где тысячи залов и притворов, где витает дух всех времен и народов, в каждый миг ожидающий нового пробуждения к жизни, чтобы стать единым целым, многоголосым хором разнообразнейших явлений.
    И каждому истинному читателю бесконечно огромный мир книг открывается по-своему, каждый в нем ищет и находит еще и себя самого. Один робко движется от детских сказок или книжек об индейцах к Шекспиру и Данте, другой – от главы о звездном небе, прочитанной в школьном учебнике, к Кеплеру и Эйнштейну; третий – от смиренной детской молитвы к священной прохладе, разлитой под сводами, возведенными святым Фомой или Бонавентурой, или к возвышенной экстравагантности талмудистской мысли, или к светлым, полным весенней свежести притчам Упанишад, к трогательной мудрости хасидов, к лапидарным и в то же время столь милым, столь добронравным и светлым поучениям писателей Древнего Китая. Тысячи дорог ведут через вековой лес к тысячам целей, и ни одна цель не бывает конечной – за каждой раскрывается новый простор.
    От мудрости или же от удачи истинного адепта будет зависеть, заблудится он и погибнет в дебрях своего книжного мира или найдет путь и пережитое при чтении сделается для него пережитым в действительности и принесет пользу в жизни. Те, кому волшебство книжного мира чуждо, судят о нем, как люди, лишенные музыкального слуха, о музыке, и часто с укором говорят, мол, чтение – это нездоровая, пагубная страсть, ведущая к беспомощности в жизни. Отчасти они, пожалуй, правы; однако для начала надо бы определить, что мы понимаем под жизнью, понять, правда ли можно считать жизнь лишь противоположностью духа, и напомнить, что очень многие мыслители и наставники, от Конфуция до Гёте, в практической жизни промаха не давали. Что ж, книжный мир и в самом деле небезопасен, что прекрасно известно педагогам. Страшнее ли его опасности, чем те, какими грозит жизнь, не знающая необъятных просторов книжного мира, – поразмыслить об этом я по сей день не нашел времени. Я и сам ведь читатель, один из подпавших под колдовские чары книг еще в детстве, и если бы мне выпала судьба легендарного гейстербахского монаха – на несколько столетий пропасть в храмах и лабиринтах, пещерах и океанах книжного мира, – то я и не заметил бы, что в земном мире что-то потерял.
    А меж тем я даже не говорю, что во всём мире сегодня число книг неуклонно возрастает! Но и не прибавься ко всем прежним книгам ни одной новой, всякий истинный читатель мог бы десятилетиями, столетиями неустанно изучать эти сокровища, бороться и радоваться благодаря им. Каждый новый изученный язык обогащает душу, а языков на свете гораздо больше, чем тех, о которых нам рассказывали в школе. На свете есть не только испанский, или итальянский, или немецкий, да и каждого из языков не по одному (даже не по три – с учетом пресловутых трех периодов – древнего, средневекового и современного) – о нет, их сотни; на свете столько немецких, испанских, английских языков, сколько у детей этих народов различных образов мышления и нюансов в ощущении жизни, нет, еще больше – их столько, сколько у народа оригинальных мыслителей и поэтов. В одно время с Гёте жил и, к сожалению, не был им сполна оценен, Жан Поль (Фридрих Рихтер), он писал на совершенно ином – но также немецком – языке. И все эти языки, в сущности, не переводимы! Попытка народов, достигших высокого культурного уровня (немцы как раз на высоте), перевести, то есть сделать своим достоянием всю мировую литературу, чудесна, в отдельных случаях она принесла великолепные плоды, и всё же эта попытка не вполне удалась, да это и в принципе невозможно. Не написаны еще немецкие гекзаметры, которые зазвучали бы и впрямь как гомеровские. Великая поэма Данте за последние сто лет переводилась у нас десятки раз, но каков результат? Автор последнего по времени перевода – самый большой поэтический талант из всех наших переводчиков Данте, – видя, что передать средневековые стихи средствами современного языка не удастся, специально выдумал для своего Данте особый язык – некий язык некоей средневековой поэзии; этим переводчиком мы можем лишь восхищаться.
    Впрочем, и не изучая новых языков, и не знакомясь с новыми, прежде ему не известными литературами, читатель может бесконечно заниматься чтением одних и тех же книг, бесконечно находить в них всё новые тонкости, вникать глубже, узнавать больше. Каждая прочитанная книга философа, каждое стихотворение поэта через несколько лет являют читателю новый, изменившийся лик, и другим становится их восприятие, другие отклики они будят в душе. В юности я, далеко не всё понимая, прочитал «Избирательное сродство» Гёте, и это была книга, ничуть не похожая на «Избирательное сродство», которое сегодня я перечитываю, кажется, пятый раз! В таком чтении есть тайна и сила: чем внимательнее к мыслям и чувствам, чем вдумчивее и глубже наше чтение, тем явственней предстает нам неповторимое, индивидуальное и строго обусловленное в каждой мысли и каждом произведении, тем лучше мы понимаем, что вся красота, вся прелесть заключаются именно в индивидуальности и неповторимости; и в то же время мы всё более ясно видим, что сотни тысяч голосов разных народов взывают к одному и тому же, что все эти народы поклоняются одним и тем же, по-разному именуемым, богам, лелеют те же мечты, претерпевают те же страдания. И за сложнейшими сплетениями бесчисленных языков и книг, созданных за многие тысячи лет, читателю в моменты озарения предстает удивительно возвышенное и сверхреальное видение – лик человека, тысяча противоречивых черт которого претворены в единое целое магией книги. ■

1930

Перевод с немецкого: Галина Снежинская

OCR: fir-vst, 2012

ПРЕДИСЛОВИЕ К 1-му ИЗДАНИЮ (1958 г.)
    Настоящий Немецко-русский словарь, выходящий под редакцией А. А. Лепинга и Н. П. Страховой, включает 80 000 слов, а также большое количество фразеологических сочетаний. Это первый Немецко-русский словарь такого объема, выпускаемый Издательством.
    В основу словаря положен материал Немецко-русского словаря, составленного в Издательстве под руководством и редакцией В. В. Рудаша.
    Данный словарь включает до 80 авторских листов нового материала, представленного Е. И. Лепинг, А. А. Лепингом и Н. П. Страховой.
    Словарь в основном рассчитан на читателя и переводчика немецкой художественной, общественно-политической и научно-популярной литературы, газет и журналов.
    При комплектовании словаря было включено много новых слов и выражений из современной немецкой художественной литературы и периодической печати. Диалектизмы и жаргонные слова даны ограниченно, лишь те из них, которые широко бытуют в разговорном языке.
    В словаре имеется большое количество терминов из различных областей науки и культуры, встречающихся в прессе и художественной литературе. Узкоспециальные термины не приводятся. Из области ботаники и зоологии даны названия наиболее распространенных родов и видов; названия семейств ограничены наиболее известными. При немецких ботанических и зоологических названиях даны их латинские эквиваленты.
    В словаре есть указания на произношение и правописание; дана подробная грамматическая характеристика немецкого слова. Большое внимание было уделено построению словарных статей и дифференциации значений слова. Слова, ограниченные в своем употреблении определенным стилем речи, снабжены соответствующими пометами; в случае необходимости переводы сопровождаются пояснениями, указывающими на область их использования.
    Благодаря такому методу подачи материала словарь должен удовлетворить запросы лиц, изучающих немецкий язык, в частности студентов специальных вузов иностранных языков, и преподавателей немецкого языка.
    При переводе немецких слов и выражений составители стремились находить для них наиболее точные русские эквиваленты, сохраняй стилевую и экспрессивную окраску. Лишь в самых редких случаях составители прибегали к описанию смысла слова.
    Проверку специальных терминов провели: по точным наукам – Б. И. Застенкер; по естествознанию и сельскому хозяйству – Н. Ф. Пасхин; по военному делу – И. М. Глаголев; по физкультуре и спорту – Е. А. Гофман.
    В качестве приложения к словарю даются: список географических названий, список наиболее употребительных сокращений, принятых в немецком языке, и таблица глаголов, изменяющих свою основу при спряжении.
    Список сокращений составил В. О. Блувштейн.
    При составлении словаря были использованы следующие лексикографические работы:

    Muret – Sanders. Enzyklopädisches englisch-deutsches und deutsch-englisches Wörterbuch. Große Ausgabe. Berlin-Schöneberg, 1922.
    Daniel Sanders – Ernst Wülfing. Handwörterbuch der deutschen Sprache. Bibliographisches Institut. Leipzig, 1924.
    Hermann Paul. Deutsches Wörterbuch. 4. Auflage. Halle/Saale, 1935.
    Wessely – Schmidt. Deutscher Wortschatz nebst Fremdwörterbuch. 6. Auflage. Berlin, 1925.
    Lutz Mackensen. Deutsches Wörterbuch. 3. Auflage. Laupheim (Wttbg.), 1955.
    Der Sprach-Brockhaus. 5. Auflage. Leipzig, 1949.
    Der Große Duden. Rechtschreibung. 15. Auflage. VEB Bibliographisches Institut. Leipzig, 1957.
    Duden. Rechtschreibung. VEB Bibliographisches Institut. Leipzig, 1955.
    Der Große Duden. Stilwörterbuch der deutschen Sprache. Bibliographisches Institut. Leipzig, 1937.
    Duden. Bildwörterbuch. VEB Bibliographisches Institut. Leipzig, 1953.
    Fremdwörterbuch. VEB Bibliographisches Institut. Leipzig, 1954.
    Lexikon A–Z in zwei Bänden, Enzyklopädie. Volkseigener Verlag. Leipzig, 1956–1957.
    Theodor Siebs. Deutsche Bühnenaussprache. XV. Auflage. Köln, 1930.
    Wilhelm Viëtor. Deutsches Aussprachewörterbuch. 3. Auflage. Leipzig, 1921.
    Немецко-русский словарь под ред. К. Ф. Тиандера. Спб, 1911.
    Немецко-русский словарь под ред. проф. И. В. Рахманова. Государственное издательство иностранных и национальных словарей. Москва, 1955.
    Л. Э. Бинович. Немецко-русский фразеологический словарь. Государственное издательство иностранных и национальных словарей. Москва, 1956.
    Отраслевые словари.

    Обо всех замеченных в словаре недочетах и желательных изменениях просьба сообщить в Издательство «Русский язык», 103009, Москва, K-9, Пушкинская ул., 23.

Немецко-русский словарь. 80 000 слов. Издание 7-е, стереотипное.
Москва: «Русский язык», 1976.
Deutsch-Russisches Wörterbuch (A-Z)

Под редакцией А. А. Лепинга и Н. П. Страховой

    Словарь предназначается для переводчиков, преподавателей и студентов институтов и факультетов иностранных языков, а также для научных работников.
    Словарь содержит 80 000 слов современного немецкого литературного языка с подробной разработкой значений и их оттенков. Даны пояснения, уточняющие значения слов, и пометы, указывающие на стилистическую особенность употребления слова. Слова снабжены грамматической характеристикой.

OCR: fir-vst, 2015

ПРЕДИСЛОВИЕ
    Настоящее руководство предназначается главным образом для лиц, приступающих к изучению древне-греческого языка в высших учебных заведениях. Ввиду этого, хотя оно и содержит все необходимые разделы грамматики (фонетику, морфологию и синтаксис), в каждом из этих разделов дается с достаточной полнотой лишь тот материал, который предписывается нашими программами. К грамматике присоединен сборник упражнений в переводах (как с греческого языка на русский, так и с русского на греческий) с соответствующими словарями, что является практической частью руководства. В конце книги приложен ряд текстов из греческих авторов.
    По своим размерам данный учебник может показаться слишком объемистым для начинающих, но это целиком зависит от сложности древне-греческой грамматики, особенно же морфологии. Изложить этот материал короче значило бы пожертвовать чем-нибудь необходимым, т.е. поступить в ущерб делу.
    Исходя из общепризнанного педагогического правила, что теорию полезнее всего изучать на примерах, я даю в морфологии много парадигм склонений и спряжений, а в синтаксисе – много примеров, которые всегда переводятся и часто комментируются. Все эти примеры взяты из авторов (и, притом, почти исключительно классического периода) и сопровождены точными указаниями на источники. Нет, разумеется, надобности в заучивании всех примеров наизусть, но чрезвычайно полезно, чтобы учащийся прочел и продумал если не все, то, по крайней мере, бóльшую их часть.
    Правила греческой грамматики изложены, насколько это было возможно, в тех же выражениях, к которым я прибегал для изложения соответствующих правил в моей «Грамматике латинского языка» (Москва, 1938). В разделе синтаксиса я считал полезным сопоставлять греческие правила с соответствующими латинскими и русскими, а потому всюду, где это было возможно, под цифрой § поставлена цифра соответствующего § моей латинской грамматики. От лингвистического объяснения форм мне пришлось отказаться, как от приёма, методически совершенно неуместного в руководстве подобного типа; исключение сделано лишь для форм наиболее простых, где небольшой и лёгкий комментарий лингвистического характера действительно может помочь усвоению.
    В практической части руководства помещены упражнения только на морфологию: синтаксический материал даётся в них лишь попутно. Здесь, как и в первой части моей «Латинской хрестоматии», явления синтаксические – конечно, наиболее основные – должны изучаться уже в самом начале прохождения морфологии. Для удобства учащихся этот основной синтаксический материал я изложил отдельно под заглавием «Важнейшие синтаксические правила». На них постоянно даются ссылки в примечаниях к упражнениям. Изредка приходилось вводить в упражнения и такие синтаксические явления, которые не вошли в перечень «важнейших правил», и в подобных случаях даются ссылки на соответствующие §§ самой грамматики. Вообще же я стремился к тому, чтобы не вводить в упражнения таких явлений, которые учащимся еще не знакомы.
    По поводу моей «Грамматики латинского языка» некоторые преподаватели указывали мне, что столь раннее введение материала из авторов повышает трудность учебника. С этим мнением я никак согласиться не могу. Я убежден, что и при самой небольшой помощи со стороны преподавателя учащиеся вполне справятся со всеми фразами из авторов, тем более, что эти фразы подобраны и размещены со строгим учетом их трудности. Тем не менее в данном курсе я решил, ради опыта, дать материал более близкий к русскому способу выражения, т.е. искусственные фразы, и даже там, где фраза взята из греческого автора, старался переделать её на русский лад. Всё же в упражнениях на глаголы второго спряжения и на глаголы неправильные (§§ 102–156) я брал фразы преимущественно из авторов. К этому своему принципу я вернусь и в подготовляемом мною к печати полном сборнике упражнений для переводов с греческого языка на русский.
    Некоторые преподаватели выражали пожелание, чтобы в числе упражнений были уже с самого начала и «связные» статьи. Я и к этому пожеланию не могу отнестись сочувственно, – как потому, что ни у одного греческого автора нельзя найти отрывка, доступного по языку начинающим, так и потому, что невозможно и самому сочинить статью, которая была бы и доступна учащимся на этой стадии, и, в то же время, сколько-нибудь заслуживала названия «статьи». Нельзя же, в самом деле, называть «статьями» тексты, подобные следующему: «Аттика – страна Греции. Аттика имеет берега. Жители берегов и островов были моряками. Известна смелость моряков Греции» и т.д. (Учебник латинского языка Крихацкого, стр. 16). Тем не менее я и здесь решил пойти на некоторые уступки и поместил небольшое количество статей, отчасти даже из авторов, но с некоторыми изменениями, иногда значительными. Эти статьи я поместил, конечно, не в начале курса, а в конце первого раздела и во втором разделе. Пометка перед статьей «после (такого-то) №» означает, что данная статья содержит грамматический материал, который известен учащимся, проделавшим указанное количество упражнений, и потому доступный им лишь после этого №.
    Из неправильных глаголов некоторые полезно изучить еще до знакомства с глаголами второго спряжения, т.е. уже в первом году прохождения курса грамматики.
    Указатель составлен Марией Евгениевной Грабарь-Пассек, которой и выражаю искреннюю благодарность.
    Приношу глубокую благодарность Иосифу Ханановичу Дворецкому за его труды по редактированию и корректуре книги.

С. Соболевский

Греческий язык
(Историческая справка)
    Греческий язык есть тот язык, на котором говорили и говорят греки. В древности этот народ называл себя эллинами, а свой язык – эллинским. Мы называем этот народ греками, как называли его древние римляне.
    История застает греков уже разделенными на несколько племен, говоривших на разных наречиях или диалектах. Сами древние греки в историческую эпоху делили себя на три главных племени: эолийцев, дорийцев и ионийцев.
    В древнейшие времена, о которых сохранили воспоминание Гомеровские поэмы, не было такого деления всего греческого народа на эолийцев, дорийцев и ионийцев; не было даже какого-либо общего имени для всего народа, подобно позднейшему – «эллины». Упоминаемые у Гомера эллины были маленьким племенем в юго-восточной части Фессалии, над которым царствовал Ахилл; греки же, как целый народ, называются в поэмах Гомера разными именами: ахейцы, аргивяне, данайцы.
    Диалекты, на которых говорили эолийцы, дорийцы и ионийцы, обозначаются названиями: «эолический», «дорический», «ионический». Из ионического диалекта развился аттический, на котором говорили жители Аттики и её главного города, Афин.
    Такое традиционное деление греческого языка на диалекты в настоящее время лингвистами подвергается критике, и предлагаются другие, более точные, группировки их. Однако полное согласие относительно группировки диалектов в науке до сих пор не достигнуто.
    Аттический диалект есть наиболее обработанная форма греческого языка. По этой причине, а особенно потому, что на этом диалекте написано огромное большинство дошедших до нас произведений древней греческой литературы, аттический диалект эпохи процветания аттической литературы, т.е. V–IV веков до н.э., изучается нами преимущественно перед другими диалектами и считается основанием греческой грамматики, тогда как остальные диалекты рассматриваются в учебниках греческой грамматики лишь по сравнению с аттическим. Аттический диалект в течение V–IV веков испытал некоторые изменения, вследствие чего его иногда делят на древний, средний и новый аттический.
    Экономическое, политическое и литературное преобладание Афин было причиной того, что аттический диалект постепенно вытеснил все другие; но вследствие этого он и сам несколько изменился и утратил свою чистоту, приняв в себя некоторые элементы из других диалектов. Так образовался постепенно язык, на котором стали говорить все греки и который поэтому получил название «общего» (κοινὴ). Временем его зарождения можно считать приблизительно III век до н.э. «Общий» язык греков также постепенно менялся, и приблизительно к VI веку н.э. настолько изменился и стал отличаться от древне-греческого языка, что в этой стадии своего развития получил в науке название «византийского» или «средневекового греческого» языка; этот последний в свою очередь, при дальнейшем изменении, развился в тот язык, на котором говорят современные нам греки и который называется «ново-греческим».
    От указанных сейчас диалектов, существовавших в живом употреблении, в устах народа, надо отличать искусственные диалекты, употреблявшиеся лишь в литературе, особенно в поэзии, и представлявшие собою смешение какого-либо живого диалекта с элементами или другого диалекта, или того же самого, но более старой эпохи.
    Менее искусственным является язык прозаической литературы, в особенности аттической (а также аттической комедии, хотя она и написана стихами), однако и этот язык есть все-таки литературный, не вполне тождественный с языком, на котором говорило население Аттики того времени, особенно простой народ.
    При таком огромном различии греческого языка разных эпох, племен и литературных жанров, само собою разумеется, что необходимо изучать особенности каждой разновидности отдельно, и что поэтому не может быть грамматики, общей для всех их. Поэтому установился обычай в руководствах по элементарной грамматике греческого языка излагать грамматику аттической прозы периода высшего ее процветания, т.е. так называемого «классического» периода (V–IV веков до н.э.), потому что сами греки позднейших времен считали этот период своего языка наиболее «совершенным»; все же остальные явления греческого языка, т.е. особенности всякого рода диалектов, как естественных, так и искусственных, а равно и особенности языка «общего», принято или совсем опускать, или излагать лишь по сравнению с соответствующими явлениями языка аттической прозы. Иногда составляются особые, специальные руководства по грамматике диалектов, как всех вместе, так и каждого в отдельности; имеются даже монографии по языку отдельных писателей. Языки византийский и ново-греческий рассматриваются как языки совершенно отличные от древне-греческого, и при изложении грамматики древне-греческого языка совсем в расчет не принимаются; по ним составляются особые грамматические руководства.
    Итак, под термином «грамматика греческого языка» в настоящем руководстве разумеется грамматика аттической прозы классического периода, т.е. V–IV веков до н.э.

Соболевский С. И. Древнегреческий язык (Учебник для высших учебных заведений)

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
Серия «Библиотека русской педагогики»

Учебник древнегреческого языка выдающегося русского педагога и ученого С. И. Соболевского содержит все необходимые разделы грамматики (фонетику, морфологию и синтаксис), а также сборник упражнений в переводах с соответствующими словарями и тексты греческих авторов. Правила греческой грамматики изложены в тех же выражениях и сопоставлены с правилами «Грамматики латинского языка». Изданный впервые в 1948 г., учебник С. И. Соболевского до сих пор является лучшим учебным пособием для приступающих к изучению древнегреческого языка. Под термином «грамматика греческого языка» в данном случае разумеется грамматика аттической прозы классического периода, т.е. V–IV веков до н.э.
Настоящее фототипическое переиздание знаменитого учебника рекомендовано для студентов высших и средних специальных учебных заведений.

OCR: fir-vst, 2015

ПРЕДИСЛОВИЕ

    Настоящая работа – первая попытка осветить состояние персидской лексикографии, теоретически осмыслить и обобщить опыт работы по созданию различных типов словарей персидского языка. В ней ставится задача решить теоретические проблемы, возникающие перед составителями переводных и толковых словарей персидского языка.
    Автор не ограничился перечнем наиболее сложных, актуальных и важных проблем теории и практики персидской лексикографии, а, основываясь на достижениях современной лексикологии и лексикографии, фактическом материале и используя собственный опыт работы при создании двухтомного персидско-русского словаря /ПРС, 1970; 1983; 1985/, предлагает их решение. В случае двойственности и неопределенности анализируемых явлений отмечаются различные подходы и возможные варианты решения возникающих вопросов.
    Работа затрагивает в основном общие проблемы, касающиеся создания одновременно толковых и переводных словарей, хотя совершенно понятно, что одноязычная и двуязычная лексикография имеет свои специфические проблемы, которые должны быть предметом специального рассмотрения. Во многих случаях в силу неразработанности ряда вопросов грамматики и словообразования автор стремился обратить на них внимание лексикографов, чтобы обеспечить одинаковый подход к ним составителей словарей.
    Как первая работа в этом направлении, она не претендует на полный охват всех вопросов персидской лексикографии, рассмотрение во всей полноте ее истории и формирования. В ней ставятся и решаются наиболее важные для практики составления словарей вопросы, не имеющие однозначного решения в силу их недостаточной теоретической разработки. В частности, речь идет об определении словника словаря, критериях отбора лексики и фразеологии, определении структуры словарной статьи и размещении в ней фразеологизмов, принципах выделения лексических значений слова, подаче некоторых видов сложных слов, разграничении и выделении частей речи, включении в словари отдельных разновидностей именных и глагольных фразеологизмов, отражении дистантного и контактного построения глагольных фразеологических единиц, отграничении глагольных фразеологизмов и фразеологизмов-предложений и др. Вместе с тем затрагиваются и некоторые тесно связанные с лексикографией вопросы: алфавитный порядок, произношение и орфография, состав необходимых приложений.
    В связи с тем, что теория лексикографии тесно связана с другими разделами теории языка, в монографии постоянно привлекаются материалы различных исследований. За последние годы в нашей стране и за рубежом появилось большое количество работ по лексике, фразеологии и словообразованию персидского языка, которые учитываются при рассмотрении соответствующих лексикографических проблем.
    В работе излагаются лишь общие принципы подачи тех или иных категорий слов, конкретные же рекомендации по их разработке в словарях должны быть изложены в специальных инструкциях в зависимости от типа словаря и задач, стоящих перед его составителями.
    Материалом для анализа служат современные толковые и переводные словари персидского языка, а также язык художественных произведений, прессы и периодических изданий современного Ирана.
    Основная практическая цель работы – выработать рекомендации по улучшению и совершенствованию методов составления персидских словарей. В рекомендациях по размещению лексического и фразеологического материала в корпусе словаря и внутри словарных статей во многом использован лексикографический опыт составления двухтомного персидско-русского словаря. Однако многолетнее пользование словарей показало необходимость пересмотра отдельных принципов размещения материала и внесения ряда уточнений. Читатель найдет в работе ответы на вопросы, как определять лексический и фразеологический объемы словаря, чем руководствоваться при выделении лексических значений разных категорий слов, как распознавать и находить разные структурные виды фразеологизмов внутри словарных статей и т.д. Впервые в работе наряду с лексикографической разработкой лексики в такой же мере рассматриваются проблемы лексикографирования фразеологии.

Глава I
ПЕРСИДСКАЯ ЛЕКСИКОГРАФИЯ:
ПРОБЛЕМЫ И СОСТОЯНИЕ РАЗРАБОТКИ

МЕСТО ЛЕКСИКОГРАФИИ
СРЕДИ ДРУГИХ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН
    В век ускоренного научно-технического прогресса, когда различные науки и культура достигли колоссальных успехов, обмен научной и художественной литературой, материалами прессы приобретает особо важное значение. Поэтому постоянно стоит вопрос о создании хороших переводных словарей, качество которых в значительной мере зависит от разработанности теории лексикографии.
    Переводные словари – постоянные спутники научно-технического прогресса. Во все исторические времена они были необходимы для установления и укрепления международных связей, развития торговли, мореплавания, промышленности, перевода художественной и научной литературы, формирования и совершенствования системы среднего и высшего образования.
    Огромную роль в развитии и совершенствовании культуры речи родного языка, в повышении общей культуры носителей языка играют толковые словари – наиболее распространенный вид одноязычных лингвистических словарей. Они содержат слова и фразеологизмы с объяснением их значений, грамматической и функционально-стилистической характеристикой. Им по праву принадлежит ведущее место в любой национальной лексикографии.
    В нашей стране создание словарей стало важным государственным делом, получившим невиданный в мире размах. Только за годы советской власти издано более четырех тысяч словарей по различным отраслям знания. Известно, что лексика постоянно развивается, обогащается и отражает изменения в жизни общества, – все это должно быть полно и правильно зафиксировано в словарях.
    Существует огромное количество словарей различных типов. Их многообразие объясняется прежде всего сложностью и многоаспектностью объекта лексикографического описания, потребностью читателей в получении самой различной информации о языке. Почти в каждой национальной лексикографии имеется большое количество разнообразных словарей. Однако в науке о языке еще нет сколько-нибудь общепринятой классификации словарей, хотя попытки создать такую предпринимались многими лингвистами. Неудача в попытке классифицировать словари по типам связана главным образом с тем, что она производится на основе различных критериев: в зависимости от цели словаря, его объема, объекта и способа описания, порядка расположения слов и т.д. В результате многие из этих критериев перекрещиваются в словаре одного и того же типа, другие – не могут быть использованы как классификационные и служат лишь основанием для выделения словарей иного типа.
    Наиболее общим критерием для деления всех словарей на две большие группы является объект описания. В зависимости от того, что описывают словари, они подразделяется на лингвистические и энциклопедические. Лингвистические словари раскрывают значения слова, дают его перевод, лексикологическую, грамматическую, орфоэпическую и другие характеристики, указывают на употребление, происхождение слова и т.п.; энциклопедические – содержат информацию о понятиях, предметах, явлениях, событиях ими обозначаемых, сообщают сведения о выдающихся деятелях в области науки, культуры, политики и т.п. Именно поэтому в последних нет описания местоимений, предлогов, союзов, частиц, междометий и редко можно найти в качестве заглавных слов глаголы, прилагательные, наречия.
    Тем не менее между лингвистическими и энциклопедическими словарями не следует проводить резкую границу – они имеют много общего: как правило, алфавитное расположение материала, частично общий словник, частично общее объяснение и некоторые другие общие признаки. Не случайно существуют гибридные толково-энциклопедические словари (см. ниже характеристику толковых словарей, изданных в Иране). Лексикография как часть науки о языке занимается теорией и практикой составления лингвистических словарей.
    В связи с ограниченным объемом работы мы не можем останавливаться на характеристике типов лингвистических словарей и их отличительных особенностей, а ограничимся лишь перечнем некоторых из них. Среди лингвистических, словарей выделяются толковые (одноязычные) и переводные (двуязычные и многоязычные). По своим функциональным особенностям и с точки зрения содержания, задач и способов лексикографического описания словари могут быть: исторические, словари отдельных писателей, словари неологизмов, диалектные словари, фразеологические, синонимические, антонимические, этимологические, словари иностранных слов, орфографические, грамматические, орфоэпические, частотные, идеографические, словари сленга, словари эпитетов, изречений, крылатых слов, пословиц и поговорок и т.д.^[1] Хорошее знание имеющихся типов словарей, их структуры, достоинств и недостатков – отнюдь не праздный вопрос, оно необходимо каждому филологу, для того чтобы знать, когда и к какому словарю следует обратиться за той или иной справкой по языку, чтобы быстро найти необходимое слово или словосочетание и их значения.
    К сожалению, в персидской лексикографии нет такого множества и функционального разнообразия словарей. Можно отметить лишь сравнительно небольшое количество толковых и переводных словарей общего характера и совсем ограниченное количество специальных словарей, посвященных описанию функциональных разновидностей лексики, отдельным характеристикам языковых единиц и т.д. Совершенно отсутствуют орфоэпические, орфографические, словообразовательные, частотные, идеографические словари (об этом подробнее будет сказано ниже). И это при том, что персидская лексикография начинает свою историю с IX в., а европейская значительно позже (английская – с XVII в., французская – с XVI в., первые переводные словари в России появились в XVIII в.).
    Опыт составления словарей имеет давнюю историю. Первые словари появились у многих народов на разных этапах развития письменности и носили синкретический характер, обладая разной внутренней структурой и преследуя одновременно разные цели и задачи. Они возникали прежде всего из потребности узнать, что обозначает то или иное непонятное слово (диалектное, устаревшее, индивидуально-авторское, иноязычное). Различные типы словарей стали создаваться позднее, а непосредственными их предшественниками явились глоссы – объяснения значений отдельных слов на полях и в тексте древних рукописей. Сборники глосс (глоссарии) можно считать первыми словарями.
    Но несмотря на давний опыт составления словарей, до сих пор ощущается недостаточная теоретическая разработанность общих проблем лексикографии. Об этом писал еще академик Л. В. Щерба: "Хотя человечество очень давно начало заниматься составлением словарей разных типов, однако какой-либо лексикографической теории, по-видимому, не существует еще и до сих пор" /цит. по Щерба, 1974, с. 265/. Трудности ее создания, вероятно, связаны с тем, что она не может развиваться без опоры на национальные лексикографии, учитывающие специфику конкретных языков. Лишь на основе учета материалов этих лексикографии можно создать общую теорию лексикографии.
    Если обратиться к трудам наиболее крупных отечественных лексикологов и лексикографов, то в них можно найти ответы на отдельные вопросы лексикографической разработки лексики и фразеологии, высказывания о подаче в словарях структурных разновидностей слов, о полисемии и омонимии, о разграничении значений полисемантических слов и последовательности их размещения в словарной статье и т.д., но общая теория составления словарей остается пока неразработанной.
    Не создал общей теории лексикографии и талантливый составитель различных словарей русского языка С. И. Ожегов. В опубликованных им работах решаются отдельные вопросы лексикографии русского языка, выработки норм современного русского языка, правильного употребления и образования форм слов, их произношения, рассматриваются вопросы структуры фразеологизмов и их лексикографирования и т.д. /Ожегов, 1974/.
    Академик В. В. Виноградов также рассматривает лишь отдельные вопросы лексикографии, в частности, детальному анализу подвергается вопрос о семантических границах слова, об омонимии, о сочетании грамматического и лексического в слове, о литературно-стилистических нормах в области лексики, дается классификация русских фразеологизмов и т.д. Он говорит о необходимости углубленной разработки основных вопросов теории лексикографии на конкретном материале разных языков, что, по его мнению, будет способствовать улучшению качества словарей /Виноградов, 1977/.
    Большим вкладом в лексикографическую науку является получившая широкую известность книга Х. Касареса "Введение в современную лексикографию", изданная в русском переводе в 1958 г. В ней обобщен опыт испанской и зарубежной лексикографии. Решая вопросы испанской лексикографии, Х. Касарес в значительной мере касается и общетеоретических проблем лексикографии.
    По частным и общим проблемам лексикографии отдельных языков защищено большое количество кандидатских и докторских диссертаций, издан ряд книг, опубликованы многочисленные статьи. Ценным вкладом в разработку теоретических проблем лексикографии явились работы В. П. Беркова "Вопросы двуязычной лексикографии (словник)" /Берков, 1973/, А. А. Юлдашева "Принципы составления тюркско-русских словарей" /Юлдашев, 1972/ и др., а также статьи в шести выпусках "Лексикографического сборника" /ЛС, 1957–1963/.
    Активная работа по созданию словарей разных типов не может проходить успешно без теоретической разработки лексикографии как самостоятельного раздела языкознания. Отсутствие хорошо разработанной общей теории лексикографии в значительной мере связано с тем, что многие исследователи отказывали лексикографии в статусе самостоятельной лингвистической науки и оценивали ее лишь как вид сугубо практической деятельности, совокупность практических приемов описания словарного состава языка.
    Интересно отметить, что само слово "лексикография" (букв. "пишу слова" или "пишу словари") как научный термин стало употребляться сравнительно недавно. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1896 г.) слово "лексикография" упоминается только в статье "словарь" в значении "словарная техника", а в энциклопедическом словаре А. и И. Гранат (1916 г., т. 26) этот термин представлен уже самостоятельной статьей и определяется как "научные способы обработки словесного материала языка для составления лексикона". В первом издании "Большой Советской Энциклопедии" сказано: "Лексикография (греч.), работа по составлению словарей" /1938, т. 36, s.v./. И только во втором /1953, т. 24, s.v./ и третьем /1973, т. 14, s.v./ изданиях БСЭ дано современное определение этой науки: "Лексикография – раздел языкознания, занимающийся практикой и теорией составления словарей" /БСЭ, 1973, т. 14, s.v./.
    Заметим, что слово "лексикография" отсутствует в таких солидных энциклопедиях, как британская ("Британика") и американская ("Американа"), хотя статьи на слово "словарь" есть. Это можно объяснить молодостью лексикографии как науки и тем, что среди языковедов нет единого мнения на этот счет: лексикография – простая техника, (искусство) составления словарей или наука, решающая вопросы теории и практики составления словарей. Например, видный испанский лексикограф Х. Касарес считает, что лексикография "носит по преимуществу утилитарный характер" и заключается в "искусстве составлять словари" /Касарес, 1958, с. 28/.
    Знаменитый английский лексикограф Эрик Патридж, всю жизнь отдавший составлению словарей, свою последнюю книгу, плод многолетних разысканий в области словарного дела, назвал так: "Благородное искусство лексикографии как объект занятий и опыт страстного его приверженца" (1963 г.). Редактор 3-го издания словаря Уэбстера (1961 г.) Ф. Гоув в статье "Успехи лингвистики и лексикография" пишет: "Лексикография еще не наука. По-видимому, она никогда не будет наукой. Однако это сложное, тонкое и порой всепоглощающее искусство, требующее субъективного анализа, произвольных решений и интуитивных доказательств"^[2].
    Ряд других исследователей придерживаются иного мнения и признают лексикографию самостоятельной наукой, имеющей свой предмет изучения (словари), свои теоретические проблемы, свои научные и методологические принципы.
    Последнюю точку зрения впервые высказал крупнейший советский языковед академик Л. В. Щерба в 1936 г. В предисловии к русско-французскому словарю он писал: "Я считаю крайне неправильным то пренебрежительное отношение наших квалифицированных лингвистов к словарной работе, благодаря которому почти никто из них никогда ею не занимался (в старые времена это за гроши делали случайные любители, не имевшие решительно никакой специальной подготовки) и благодаря которому она получила нелепое название "составление" словарей. И действительно, наши лингвисты, а тем более наши "составители" словарей просмотрели, что работа эта должна иметь научный характер и никак не состоять в механическом сопоставлении каких-то готовых элементов" /цит. по Щерба, 1974, с. 308/. Л. В. Щербой было задумано написание ряда этюдов по различным вопросам лексикографии. Преждевременная смерть не дала выполнить намеченных планов, он успел опубликовать в 1939 г. только один этюд "Основные типы словарей", в котором писал: "Одним из первых вопросов лексикографии является, конечно, вопрос о различных типах словарей… в основе его лежит ряд теоретических противоположений, которые и необходимо вскрыть" /Щерба, 1974, с. 265/. Видимо, можно считать, что с этого времени представление о том, что лексикография – не только практика составления словарей, но и теоретическая дисциплина, стало одним из основных положений советской лексикографической школы.
    Термин "лексикография" в настоящее время получил широкое распространение и используется в основном в четырех значениях: 1) наука, изучающая принципы составления словарей, теория словарного дела; 2) составление словарей; 3) совокупность словарей данного языка; 4) совокупность словарей, составленных в данной стране. В "Словаре лингвистических терминов" О. С. Ахмановой /Ахманова, 1966, с. 215/ выделяются первые три значения. Нам представляется, что первые два являются ведущими и отражают истинное, главное содержание этого термина. Исходя из этого нужно считать, что лексикография – это теория и практика составления словарей. Как и в других науках, у нее есть две стороны: научная и прагматическая; практическая лексикография – древняя область языкознания, а теоретическая – наука о принципах составления словарей и их классификации – совсем молодая. Теория лексикографии разрабатывает научные принципы, от которых зависят практические успехи словарного дела.
    Важнейшими теоретическими проблемами лексикографии являются: проблема словника словаря и его диахронные и синхронные границы; принципы построения словаря; определение лексической и стилистической нормы; место в словаре иноязычной, диалектной и специальной лексики, малоупотребительных слов; отбор терминов; вопросы совмещения в словаре лексики современного литературного языка и других пластов лексики (устаревшей, отражающей определенные этапы истории, терминологической, диалектной и др.) и т.д.
    Как раздел науки о языке лексикография опирается на большинство областей языкознания – лексикологию, фразеологию, этимологию, словообразование, стилистику, семасиологию, фонетику, фонологию и т.п. Наиболее тесно лексикография связана с лексикологией – наукой, занимающейся изучением словарного состава языка. В свою очередь лексикология, всесторонне исследуя лексику в ее системных связях, в значительной степени базируется на материалах, добытых лексикографией. Лексиколог исследует отдельные факты лексики, а лексикограф, руководствуясь принципами, выработанными в лексикологии, осуществляет фронтальное описание лексики языка. Следует считать вполне справедливым высказывание о том, что "…проблематика лексикологии и лексикографии в значительной мере общая, а результаты, полученные каждой из этих дисциплин, актуальны для другой" /Берков, 1973, с. 8/. В лексикографии особенно ярко воплощается связь теории и практики – уровня, достигнутого наукой, и уровня практической работы по составлению словарей.
    Словари нельзя рассматривать только как простые справочники. Каждый хороший словарь – это результат практических разысканий на основе определенной теории, и с этой точки зрения он сам представляет самостоятельное теоретическое исследование.
    Вырабатываемые лексикографией принципы направлены на улучшение работы по составлению словарей различных типов. Эти принципы берутся за основу при разработке конкретных инструкций и правил создания тех или иных словарей. Высокое качество словаря может быть обеспечено постоянной работой по росписи литературы и строгим, неукоснительным соблюдением всеми составителями словаря установленных правил. В большинстве стран зарубежного Востока и Африки еще не получили должного развития национальные лексикографии, не издаются словари новых слов, охватывающие определенный хронологический период, и списки неологизмов в виде приложений к существующим словарям. Особое значение при создании словарей, и в первую очередь словарей языков зарубежного Востока и Африки, приобретает роспись литературы – и художественной, и прессы, и различных периодических изданий.
    Лексикограф должен учитывать и экстралингвистические факторы, прежде всего – интересы читателя, добиваясь такой структуры словаря и такого построения словарных статей, чтобы обеспечить быстрое и сравнительно легкое нахождение нужной ему словарной единицы и получение точной информации о ней.
    В последние одно-два десятилетия получило развитие новое направление в лексикографии – теория и практика составления учебных словарей (учебная лексикография).
    Для создания общей теории лексикографии представляет интерес анализ исторического опыта лексикографии любого языка. С этой точки зрения может оказаться полезным опыт многовекового составления персоязычных словарей.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПЕРСИДСКОЙ ЛЕКСИКОГРАФИИ
    Начало создания персоязычных словарей исследователи относят к IX в., т.е. к тому периоду, когда получает широкое развитие литература на новоперсидском языке. Богатейшая письменная культура иранского средневековья в большинстве своем была представлена в стихотворной форме. Поэтическая форма письменной речи была не только в произведениях художественной литературы, но и в научных трудах, в работах по дидактике и богословию. Метафоричность и полисемантизм поэтического языка того времени, усложненный цветистый стиль требовали пособий для чтения и понимания текстов. В связи с этим лексикографическая работа осуществлялась в нескольких направлениях: создавались толковые словари к отдельным литературным произведениям, толковые словари персидского языка общего характера, терминологические словари. Они представляли собой особый вид научной литературы, игравшей важную роль в культурной жизни персоязычных народов, так как содержали не только лингвистический, но и энциклопедический материал. Недаром первые толковые и переводные словари персидского языка назывались иранским по происхождению словом фарханг "знание", "разум", "просвещение", "наука". В значении "словарь" слово фарханг употреблялось еще в доисламскую эпоху как термин среднеперсидской лексикографии.
    Фарханги представляли собой не просто пособия для перевода поэтических текстов, но и являлись своеобразными учебниками литературного мастерства: они включали трудные рифмы, синонимы, непонятные редкие слова, т.е. помогали создавать новые поэтические произведения.
    В связи с ограниченным объемом работы мы не можем подробно рассматривать историю персидского словарного дела и лишь кратко остановимся на характеристике основных персидских словарей, сыгравших ведущую роль в развитии персидской лексикографии^[3].
    К сожалению, до наших дней дошло мало словарей, созданных до XV в. Упоминание о них можно найти в других словарях, некоторые словари сохранились в виде более поздних списков. Выдающийся русский иранист академик К. Г. Залеман в "Сообщении об издании „Mi'jâr-i J̌amâli”" /Salemann, 1888/ в аннотированном хронологическом указателе толковых словарей приводит 161 название. Здесь же К. Г. Залеман впервые рассматривает ряд общих проблем средневековой лексикографии, говорит о влиянии предыдущих лексикографических работ на последующие. В 1940 г. иранский ученый С. Нафиси в предисловии к словарю "Фархангнаме-йе Нафиси" пишет о наличии 202 толковых словарей /Нафиси, с. 1319/.
    На основании анализа средневековых фархангов можно судить о путях развития и совершенствования словарной работы, о путях становления и развития персидской лексикографии.
    Создание основной массы персидских толковых словарей приходится на XVI–XIX вв. Главные центры их создания – Средняя Азия, Иран, Индия, Афганистан, Азербайджан.
    В истории персидской лексикографии выделяют несколько периодов. Первый период характеризуется развитием словарного дела вплоть до XIV в., в основном в Иране и Средней Азии. Во второй период центром развития персидской лексикографии, начиная с XIV в. и до XIX становится Индия, где персидский язык широко распространяется с XI в., а с XIII–XIV вв. в отдельных княжествах и в Делийском султанате он стал официальным литературным языком. Это в свою очередь стимулировало развитие персидской лексикографии. В развитии персидской лексикографии в Индии исследователи выделяют три периода: XIV–XV вв. – период появления первых персидских фархангов; XVI–XVII вв. – период ее интенсивного развития; XVIII–XIX вв. – продолжение и совершенствование традиций лексикографии /Капранов, 1987; Баевский, 1981/.
    Один из первых толковых словарей "Фарханг-и Абу Хафс Сугди" (или "Рисале-йи Абу Хафс"), составленный в конце IX – начале X в., не сохранился до наших дней (известен лишь по ссылкам на него различных авторов). Его автор Абу Хафс Сугди известен как музыкант и теоретик музыки. По сведениям ряда авторов, рукописью этого словаря пользовались в течение многих веков (вплоть до XVII в.) в Иране и Средней Азии/Баевский, 1984/. Не сохранился и другой толковый словарь персидского языка, составленный в середине XI в. в Азербайджане известным поэтом Катраном. Ссылку на этот словарь мы встречаем у Асади Туси в предисловии к "Лугат-и фурс". В литературе имеются сведения о том, что авторами толковых словарей были основоположник персидско-таджикской литературы поэт Рудаки и известный поэт Фаррухи.
    Древнейшим и наиболее значительным по объему и содержанию из сохранившихся толковых словарей раннего новоперсидского языка считается "Лугат-и фурс" ("Словарь персидского языка"), его автор – Абу Мансур Али ибн Ахмад ал-Асади ат-Туси. Этот словарь был создан в Азербайджане во второй половине XI в. (в конце 60-х – начале 70-х годов). Асади Туси – уроженец Хорасана, известен не только как составитель словаря, но и как поэт и писатель. Его перу принадлежат эпическая поэма "Гершаспнаме" и несколько касыд. Словарь Асади Туси содержит около 1700 словарных единиц – вокабул, которые объясняли редкие и непонятные для жителей Ирана и Азербайджана слова из произведений восточнохорасанских и среднеазиатских поэтов. В нем также содержится бытовая, профессиональная и диалектная лексика. В словаре много примеров из поэтических произведений.
    Асади Туси ввел свои новые принципы составления толковых словарей, которыми во многом руководствовались создатели последующих фархангов. В частности, лексический материал он разделил на главы, ввел алфавитный принцип расположения материала и в качестве иллюстраций пользовался примерами из стихотворных произведений. Вокабулы в словаре расположены в алфавитном порядке последних букв. Асади Туси считается первым лексикографом, расположившим толкуемые слова по алфавитному признаку. Исследователи считают, что "Лугат-и фурс" Асади Туси был той работой, которая заложила прочные основы словарного дела на материале новоперсидского языка.
<... ... ...>

________
[1] Подробную характеристику разных типов словарей см., например, в работе Л. П. Ступина "Лексикография английского языка" /Ступин, 1985, с. 12–42/.
[2] Название книги Э. Патриджа и цитата из статьи Ф. Гоува взяты из книги Л. П. Ступина "Лексикография английского языка" /Ступин, 1985, с. 6/.
[3] Список основных фархангов и их характеристику, данную крупнейшими филологами Ирана, см. в словаре А. Деххода /Деххода, 1337, т. 40, с. 178–226/.

Рубинчик Ю.А. Лексикография персидского языка. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 224 с. (Тираж 650 экз.)

Ответственный редактор
Г. Ш. Шарбатов

Академия наук СССР
Институт востоковедения

Монография Ю. А. Рубинчика – первая работа по иранским языкам, посвященная проблемам теории и практики составления словарей. В ней теоретически осмысливается и обобщается опыт работы по созданию различных типов словарей персидского языка и на этой основе даются рекомендации по решению наиболее сложных лексикографических проблем, возникающих при создании толковых и переводных словарей.

________
⇑ Л. Пейсиков. Очерк истории персидской лексикографии
⇑ Ю. Рубинчик. История изучения персидского языка
⇑ И. Березин. Грамматика персидского языка (Казань, 1853)

OCR: fir-vst, 2015

Рубинчик Ю.А. Современный персидский язык. М: Изд. восточной литературы, 1960, С. 14–17.

    Начало изучения персидского языка относится к XVII в., периоду развития экономических и дипломатических связей Ирана с другими странами. В это время появляются первые учебные пособия на западноевропейских языках. Научная разработка грамматического строя персидского языка относится приблизительно к середине XIX в.
    На западноевропейских языках широкую известность получили грамматики В. Джоунза, П. Хорна, Д. Плэтса и Г. Ренкинга, Д. Филлота, X. Енсена и др. Наиболее полная из этих работ, грамматика англичанина Д. Филлота, изданная в 1919 г. в Калькутте, содержит большой фактический материал. Однако серьезный недостаток этой работы состоит в том, что в ней не проводится различия между персидским языком Ирана и близкими к нему языками, бытующими в Афганистане и Индии. Кроме того, в ней смешивается язык классической литературы и современный язык. В 1957 г. в Париже издана «Грамматика современного персидского языка» Ж. Лазара, охватывающая не только литературный, но и разговорный язык. Эта работа является наиболее полным описанием строя современного персидского языка.
    Русские ученые внесли большой вклад в изучение конкретных вопросов грамматики и лексики персидского языка. Работы таких ученых, как А. В. Болдырев, И. Н. Березин, К. Г. Залеман, В. А. Жуковский, Ф. Е. Корш, А. А. Ромаскевич, Б. В. Миллер и другие, широко известны не только в нашей стране, но и за рубежом.
    «Персидская хрестоматия» профессора Московского университета А. В. Болдырева (М., 1826) явилась первым русским пособием по персидскому языку, которое широко использовалось в различных учебных заведениях в течение XIX в. Первой грамматикой персидского языка в России была «Краткая грамматика персидского языка» А. Бакиханова, изданная в 1832 г. в Тифлисе сначала на персидском языке, а затем, через десять лет, на русском.
    В «Грамматике персидского языка» И. Н. Березина (Казань, 1853) впервые наряду с морфологией обстоятельно освещаются некоторые вопросы синтаксиса.
    Из дореволюционных работ особо следует отметить «Краткую грамматику новоперсидского языка» К. Г. Залемана и В. А. Жуковского (СПб., 1890), сохранившую научное значение до наших дней, и «Грамматику персидского языка» М. Джафара с участием акад. Ф. Е. Корша (М., 1901).
    Обе работы сыграли большую положительную роль в деле изучения и распространения персидского языка в России. Однако общий недостаток этих работ состоит в том, что в них почти не освещаются вопросы синтаксиса и, кроме того, строятся они на материале языка классической литературы, главным образом поэзии.
    В советскую эпоху издается много работ по персидскому языку, в том числе учебники и учебные пособия. Из грамматических работ общего характера отметим «Грамматику персидского языка» Е. Э. Бертельса (Л., 1926), «Персидский язык» Л. И. Жиркова (М., 1927) и «Краткий очерк грамматики персидского языка» В. С. Расторгуевой (приложение к «Персидско-русскому словарю» Б. В. Миллера, изд. 1, М., 1950; изд. 2, М., 1953). Выпущено несколько работ, посвященных синтаксису: «Краткий синтаксис современного персидского литературного языка» А. К. Арендса (М.–Л., 1941), «Вопросы синтаксиса персидского языка» Л. С. Пейсикова (М., 1959), «Сложные предложения с придаточными определительными в современном персидском языке» Ю. А. Рубинчика (М., 1959). Опубликовано большое количество статей, посвященных исследованию различных аспектов персидского языка, защищен ряд кандидатских диссертации по лексике, морфологии и синтаксису.
    До XIX в. не было опубликовано ни одной грамматики персидского языка, написанной иранцами, хотя отдельные грамматические комментарии давались в толковых персидских словарях и к текстам литературных и исторических памятников значительно раньше (например, уже в XI в.). Первые грамматики персидского языка строились либо по образцам арабских грамматик, либо представляли собой перевод грамматик, изданных на европейских языках. Одной из таких работ была грамматика Мирзы Хабиба Исфахани, изданная в конце прошлого столетия в Константинополе. Несмотря на большое влияние арабских грамматик, она содержала ценные данные по персидскому языку и служила образцом для последующих грамматик, издававшихся в Иране.
    Широкое распространение в Иране получили школьные грамматики Гариба, Гавима и других авторов, выдержавшие ряд изданий, а также двухтомная грамматика для средней школы коллектива авторов профессоров Тегеранского университета – Бахара, Форузанфара, Хомаи, Ясеми (Тегеран, 1949–1950). Наиболее полными являются грамматики Хаямпура (Табриз, 1955) и Фарроха (Тегеран, 1958), рассчитанные на студентов высших учебных заведений и специалистов. Грамматика Фарроха представляет собой капитальный труд, содержащий около 1200 страниц, явившийся плодом многолетних исследований автора.
    Характерной особенностью большинства грамматик, изданных в Иране, является то, что они строятся в духе старых традиций схоластической школы, главным образом на материале классической поэзии. Язык современных писателей в них не исследуется. Для характеристики различных языковых явлений персидского языка используется арабская терминология, велико влияние арабской традиции при анализе различных грамматических, фонетических и лексических явлении. В центре внимания формально-морфологическая структура языка; вопросы фонетики и синтаксиса затрагиваются лишь попутно. Почти не находят освещения проблемы синтаксиса предложения и словосочетания.
    Количество монографических исследований и статей, посвященных отдельным вопросам грамматического строя и лексики, невелико. Среди них можно выделить несколько брошюр профессора Тегеранского университета М. Моина о некоторых грамматических категориях имен существительных и изафетных словосочетаниях и несколько статей других авторов по различным вопросам грамматики и лексики, опубликованных за последние годы в периодической печати. В статьях и выступлениях различных ученых и общественных деятелей Ирана неоднократно ставился вопрос о необходимости создания нормативной и научной грамматик персидского языка. ■

Академия наук СССР
Институт востоковедения

________
⇑ Л. Пейсиков. Очерк истории персидской лексикографии
⇑ Ю. Рубинчик. Лексикография персидского языка (М., Наука, 1991)
⇑ И. Березин. Грамматика персидского языка (Казань, 1853)

OCR: fir-vst, 2015

Пейсиков Л.С. Лексикология современного персидского языка. Изд. Московского ун-та, 1975

Абаев, ЭСОЯ — В. И. Абаев. Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1958.
Абаев, ОЯФ — В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор, т. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1949.
Абаев, СЕИ — В. И. Абаев. Скифо-европейские изоглоссы. М., «Наука», 1965.
Абаев, ИС — В. И. Абаев. Из истории слов. «Вопросы языкознания», 1958, № 4.
Абаев, НД — В. И. Абаев. Надпись Дария I о сооружении дворца в Сузе. Сб. «Иранские языки», вып. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1945.
Абрамян, Сл. — Р. Абрамян. Пехлевийско-персидско-армяно-русско-английский словарь. Ереван, 1965.
Авалиани, ГФКЯ — Ю. Ю. Авалиани. Исследование в области сложного глагола и глагольной фразеологии курдского языка (докторская диссертация). Тбилиси, 1969.
Р. Алиев, ВПС — Р. М. Алиев. Проблема восстановления поэтического наследия Са'ди Ширази. Автореферат докторской диссертации. Баку, 1968.
С. Алиев, АК — С. М. Алиев. Ахмед Кесрави Табризи (1890—1946) как историк и общественный деятель. Кандидатская диссертация. М., 1961.
Арендс, ТХО — А. К. Арендс. Таджикско-персидский глоссарий Хафиза Обехи. «Труды Института востоковедения АН УзбССР», вып. III. Ташкент, 1954.
Ахманова, ОРЛ — О. С. Ахманова. Очерки по общей и русской лексикологии. М., Учпедгиз, 1957.
Баевский, ТС — С. И. Баевский. Рукопись раннего персидского толкового словаря «Тухфат ас-са'дат». Сб. «Иранская филология». Изд-во ЛГУ, 1964.
Баевский, АПТ — С. И. Баевский. Арабско-персидские и персидско-тюркские словари и их значение для иранской филологии. Сб. «Иранская филология». Ташкент, 1966.
Баевский, ОПТР, I — С. И. Баевский. Описание таджикских и персидских рукописей Института народов Азии, вып. 4. М., Изд-во вост. лит-ры, 1962.
Баевский, ОПТР, II — С. И. Баевский. Описание персидских и таджикских рукописей Института народов Азии, вып. 5. М., Изд-во вост. лит-ры, 1968.
Белгородский, ЛПЯ — Н. А. Белгородский. Современная персидская лексика. М., Изд-во АН СССР, 1936.
Белгородский, СЭ — Н. А. Белгородский. Социальный элемент в персидских именах, прозвищах, титулах и фамилиях. «Записки Института востоковедения Академии наук», т. 1. М., Изд-во АН СССР, 1932.
Бенвенист, ОЯ — Э. Бенвенист. Очерки по осетинскому языку. М., «Наука», 1965.
Болдырев, ИЛЯ — А. Н. Болдырев. Из истории развития персидского литературного языка. «Вопросы языкознания», 1955, № 5.
Блумфильд, Яз. — Л. Блумфильд. Язык. М., «Прогресс», 1968.
Виноградов, ТФЕ — В. В. Виноградов. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке. «Академик А. А. Шахматов. Сборник статей и материалов». М.—Л., Изд-во АН СССР, 1947.
Галунов, МСЭ — Р. А. Галунов. Материал для словаря эстелахатов в Персии. «Записки Института востоковедения Академии наук», т. 1. М., Изд-во АН СССР, 1932.
Галунов, ДС — Р. А. Галунов. О двух суффиксах в персидской живой речи. Сб. «Иран». М.—Л., 1928.
Дадашев, СГЯИ — М. П. Дадашев. Лексические связи германских языков с иранскими. «Ученые записки МГПИИЯ им. М. Тореза», 1965, т. 29.
Джураев, ГОАТ — Р. Джураев. Грамматическое описание «Асрар-ут-Таухид» — таджикско-персидского памятника XII в. Автореферат диссертации. Л., 1964.
Давлятова, ГЛЗА — М. Давлятова. Глагольная лексика и глагольное словообразование в «Зайн-ал-Ахбар» Гардизи (XI). Автореферат диссертации. Душанбе, 1969.
Заринезад, АС — Г. Заринезад. Азербайджанские слова в персидском языке (в период сефевидов). Автореферат диссертации. Баку, 1955.
Зульфигарова, ИВ — Ф. И. Зульфигарова. Идиоматические выражения в персидском языке (по материалам произведений С. Хедаята). Автореферат диссертации. Баку, 1964.
Капранов, ЛФ — В. А. Капранов. «Лугати фурс» Асади Туси и его место в истории таджикской (фарси) лексикографии. Душанбе, 1964.
Каримов, Пр — А. Каримов. Первичные предлоги в среднеперсидском языке. Автореферат диссертации. Душанбе, 1970.
Короглы, ПП — X. Г. Короглы. Персидские пословицы и поговорки. М., Изд-во вост. лит-ры, 1961.
Марр, СРД — Ю. Н. Mapр. Статьи, сообщения и резюме докладов, вып. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1936.
Оранский, ИЯ — И. М. Оранский. Иранские языки. М., Изд-во вост. лит-ры, 1963.
Оранский, ВИФ — И. М. Оранский. Введение в иранскую филологию. М., Изд-во вост. лит-ры, 1960.
Пейсиков, ВСПЯ — Л. С. Пейсиков. Вопросы синтаксиса персидского языка. М., Изд-во ИМО, 1959.
Пейсиков, ОСПЯ — Л. С. Пейсиков. Очерки по словообразованию персидского языка. Изд-во МГУ, 1973.
Пейсиков, ТИЯ — Л. С. Пейсиков. Транспозиция как способ словообразования в иранских языках. Сб. «Иранская филология». «Труды научной конференции по иранской филологии». Изд-во ЛГУ, 1964.
Пейсиков, ТД — Л. С. Пейсиков. Тегеранский диалект. М., Изд-во ИМО, 1960.
Пейсиков, БС — Л. С. Пейсиков. Отношения производности и блочное словообразование (на материале персидского языка). «Вести. Моск. ун-та», серия востоковедения, 1970, № 2.
Пейсиков, ЭП — Л. С. Пейсиков. О некоторых экспериментальных приемах лингвистической диагностики. Сб. «Иранская филология». Изд-во МГУ, 1971.
Пейсиков, СС — Л. С. Пейсиков. Сложнопроизводные слова-сращения в персидском языке. Сб. «Иранская филология». Ташкент, 1966.
Пейсиков, СГ — Л. С. Пейсиков. К типологии служебных глаголов в персидском языке. Сб. «Вопросы языка и литературы стран Востока». М., Изд-во ИМО, 1958.
Расторгуева, СЯ — В. С. Расторгуева. Среднеперсидский язык. М., «Наука», 1966.
Рагоза, СПС — А. Н. Рагоза. Существительное и прилагательное в среднеперсидских турфанских текстах. «Краткие сообщения Института народов Азии», № 67. М., 1963.
Радовильский, ЛФС — М. Е. Радовильский. Использование лексико-фразеологических синонимов как стилистического средства в современной персидской прозе. Сб. «Индийская и иранская филология. Вопросы лексики». М., «Наука», 1971.
Раупов, ФДж — X. Paупов. «Фарханги Джахангири» как источник таджикско-персидской лексикографии. Автореферат диссертации. Душанбе, 1966.
Рубинчик, ЯПИ — Ю. А. Рубинчик. Языковые проблемы современного Ирана. Сб. «Проблемы изучения языковой ситуации и языковой вопрос в странах Азии и северной Африки». М., «Наука», 1970.
Рубинчик, СКФ — Ю. А. Рубинчик. О структурной классификации фразеологических единиц (на материале персидского языка). Сб. «V межвузовская конференция по иранской филологии (тезисы докладов)». Душанбе, 1966.
Самедов, Сл — А. Р. Самедов. Персидско-русский словарь научно-технических терминов и неологизмов. «Ученые записки ВИИЯ», 1945, т. 1, вып. 2.
Смирнова, ЯТС — Л. П. Смирнова. Язык «Та'рихи Систан». Сталинабад, 1959.
Смирницкий, ЛАЯ — А. И. Смирницкий. Лексикология английского языка. М., Изд-во лит-ры на иностр. яз., 1956.
Савина, ТИ — В. И. Савина. О типах словообразования топонимов Ирана. Сб. «Топонимика Востока (новые исследования)». М., «Наука», 1964.
Сияев, ГОТЯ — Б. Сияев. Глагольные особенности таджикско-персидского литературного языка IX—X вв. (на материале «Та'рихи Табари» Бал'ами). Автореферат диссертации. Душанбе, 1964.
Словарь ТЯ — Словарь таджикского языка, тт. I—II. М., «Советская энциклопедия», 1969.
Томас, РПЯ — Н. Н. Томас. Вопрос о реформе персидского языка в Иране. «Труды Института востоковедения», № 1. М., 1939.
Томас, Сл — Н. Н. Томас. Персидско-русский словарь новых слов. М., 1938.
Фрейман, КН — А. А. Фрейман. Древнеперсидские клинообразные надписи. Сб. «Восток», № 5. Л.—М., 1925.
Хушенова, ИФЕ — С. В. Хушенова. Изафетные фразеологические единицы таджикского языка. Душанбе, 1971.
Чхеидзе, ИС — Т. Д. Чхеидзе. Именное словообразование в персидском языке. Тбилиси, 1969.

OCR: fir-vst, 2015

Пейсиков Л.С. Лексикология современного персидского языка. Изд. Московского ун-та, 1975, С. 191–198.

    История создания персидских (таджикских или языка дари, фарси-дари) словарей продолжается свыше 10-ти веков. Хотя дошедшие до нас новоперсидские толковые словари известны с XI в., имеются сведения о том, что начало лексикографической работы относится к значительно более раннему периоду^[1].
    Общее количество изданных или известных науке персидских толковых, двуязычных, специализированных и других типов словарей установить трудно. Известно, что одних лишь толковых словарей персидского языка существует более двухсот наименований. Академик К. Г. Залеман в своей работе, относящейся к 1888 г. и посвященной словарю «Меар-е джамали», помещает аннотированный хронологический указатель толковых словарей, включающий 161 название. Иранский ученый С. Нафиси в предисловии к словарю «Фархангнаме-йе фарси» (1940 г.) указывает на наличие 202 толковых словарей, многие из которых, однако, не были ему доступны. Разумеется, цифры, приводимые К. Г. Залеманом и С. Нафиси, требуют уточнения.
    Из общего числа разнотипных словарей (толковых, двуязычных, терминологических, специализированных, энциклопедических, словарей синонимов и т.д.) выделяются своей многочисленностью толковые словари, которым в персидской лексикографии принадлежит ведущее место. Первым толковым словарем языка фарси-дари (общий литературный язык западных и восточных иранцев в IX–XVI вв., распространенный на территории Ирана, Средней Азии, Афганистана, Азербайджана, Индии) следует считать словарь Абу Хафса Согди, поэта и музыканта, жившего на рубеже IX и X вв. н.э. Этот словарь не сохранился, однако упоминается в некоторых последующих словарях в качестве лексикографического источника. Из дошедших до нас толковых словарей новоперсидского языка (таджикского, дари) древнейшим и наиболее значительным по объему и содержанию считается «Логат-е форс» Асади Туси (XI в.). Составитель словаря известен не только как лексикограф, но и как автор эпической поэмы «Гершаспнаме» и нескольких диалогических од (monāzere). По неточным данным, словарь Асади Туси составлен в Азербайджане в конце 60-х или в начале 70-х годов XI в. Известно несколько древних списков этого словаря. Наиболее древней, по-видимому, является ватиканская рукопись (относится к началу XIV в.), на основе которой П. Хорн в 1897 г. осуществил первое печатное издание словаря «Логат-е форс». В последующее время стали известны науке еще несколько более поздних списков словаря, по которым (включая и ватиканскую рукопись) в Иране осуществлено второе и третье издания словаря (второе издание предпринято А. Экбалем в 1940 г., третье – Д. Сияки в 1957 г.). К сожалению, все они осуществлены не по оригиналу (он пока не найден), а на основе позднейших списков, которые не вполне тождественны первоначальному тексту словаря.
    Словарь Асади Туси хорошо изучен^[2]. В нем толкуется значение около 2300 слов – вокабул (включая некоторый ономастический материал), взятых из произведений поэтов и устной речи Востока ираноязычного региона (Средняя Азия, северный Афганистан, Хорасан). Цель составления словаря в какой-то мере определяется его составом. Автор, по-видимому, хотел, чтобы бытовая, профессиональная и диалектальная лексика, распространенная в Мавераннахре и Хорасане, стала понятной и доступной на западе ираноязычного мира, в Иране и Азербайджане. Дальнейшее развитие общего литературного языка фарси-дари показало, что большинство слов, толкуемых Асади Туси, в нем не сохранилось. Тщательное изучение таджикских диалектов, диалектов языка дари современного Афганистана и персидских диалектов восточного Ирана покажет, в какой мере эти диалекты отражают вокабулы, собранные Асади Туси в его словаре.
    Словарь «Логат-е форс» оказал огромное влияние на последующую лексикографическую практику. Он служил не только лексикографическим источником, но и образцом для многих других толковых словарей. Например, словарь «Меар-е джамали» Шамса Фахри Исфахани (XIV в.), как показал К. Г. Залеман, является в вокабулярной части почти копией словаря Асади Туси, а словарь «Тухфат-ол-ахбаб» Хафиза Убехи (XVI в.) – его расширенным вариантом^[3].
    В последующие эпохи толковые словари создавались на территории Индии, Средней Азии, Ирана, Афганистана, Азербайджана. Ниже приводим перечень наиболее крупных толковых словарей языка фарси-дари с краткими аннотациями.
    «Тохфат-ос-саадат»^[4]. Составлен в начале XVI в. в Индии. Автор – Зияэддин Мухаммад. Словарь общей лексики персидского языка (свыше 14 000 слов), имеются также толкования многих арабских и тюркских заимствований. Состоит из 29 глав, которые называются bāb. Каждая глава делится на разделы (fasl). Главы составлены по первой букве толкуемых слов, а разделы – по последней букве (такая структура характерна для большинства средневековых толковых словарей). Содержит многочисленные цитаты из поэтических произведений разных авторов.
    «Тухфат-ол-ахбаб». Составлен в начале XVI в. выходцем из села Убех (близ Герата) Хафизом Убехи и является поздней обработкой «Логат-е форс» Асади Туси. Словарь дает толкование широкого круга лексики, в том числе устаревшей и диалектальной (свыше 2400 слов). Структура словаря – традиционная (первые буквы образуют главы, последние буквы – разделы). Словарь богат поэтическими цитатами.
    «Маджма-ол-форс». Составлен в Иране в начале XVII в. (вторая авторская редакция). Автор – Мухаммад Касим Сорури, уроженец г. Кашана. Словарь широко отражает лексический состав персидского языка XVI в. Автор использовал около двадцати наиболее известных в то время лексикографических пособий, приводя почти дословно многие цитаты из них.
    «Фарханг-е Джахангири». Составлен в Индии в начале XVII в. выходцем из Шираза Хусейном Инджу. Один из наиболее известных толковых словарей, объясняющих свыше 7000 слов, в том числе ряд иноязычных заимствований. Структура словаря несколько своеобразна: ведущей является вторая буква, за ней – первая и затем остальные буквы в порядке алфавита. Автор работал над словарем 30 лет и использовал свыше 40 лексикографических источников. Словарь содержит довольно обширное теоретическое предисловие, трактующее некоторые вопросы фонетики, лексики, словообразования, грамматики. Элементарные лексико-грамматические очерки встречались и в более ранних словарях, однако автор «Фарханг-е Джахангири» превзошел в теоретической части всех своих предшественников и оказал огромное влияние на последующие словари (например, «Фарханг-е Рашиди» и «Бурхан-е Катэ» во многом повторяют предисловие Хусейна Инджу), в связи с чем Хусейна Инджу можно считать одним из основоположников персидской нормативной грамматики^[5].
    «Бурхан-е Катэ». Составлен в Индии в середине XVII в. Автор – выходец из Тавриза Мухаммад Хусейн ибн Халаф Табризи. Один из лучших толковых словарей языка фарси-дари (свыше 20 000 слов). Содержит предисловие, в котором автор трактует не только традиционные вопросы фонетики, лексики и грамматики, но и кратко ставит ряд социолингвистических проблем (разновидности персидского языка, отношение автора к языку дари, в котором, по его словам, «нет изъянов», и т.д.). Структура словаря – более современная, слова расположены в порядке алфавита по первой букве толкуемых слов, образующей главы. Внутри глав расположение слов соответствует алфавитному порядку букв, следующих за первой. Поэтические цитаты отсутствуют. Словарь много раз издавался (первое константинопольское издание турецкого ученого Ахмеда Асима осуществлено в 1797 г., последнее издание в 4-х томах вышло в Тегеране в 1951–1956 гг. под редакцией Мухаммада Моина).
    «Фарханг-е Рашиди». Составлен в Индии в середине XVII в. Автор – Абдор-Рашид ал-Мадани ат-Татави, выходец из г. Тета (Индия). Один из лучших толковых словарей, состоящий из предисловия и 24 глав. Слова расположены так же, как в «Бурхан-е Катэ», однако отличаются от последнего большим количеством поэтических примеров, раскрывающих значения слов.
    «Гияс-ол-Логат». Составлен в Индии в начале XIX в. Автор – Гияс-эд-Дин. Словарь содержит толкование многих слов и идиоматических выражений. Объясняются также слова арабского и тюркского происхождения, а также многие отраслевые термины. Существует много литографских изданий этого словаря. Печатное издание осуществлено в Тегеране Д. Сияки в 1958 г.
    «Фарханг-е Анандрадж». Составлен в Индии в конце XIX в. Автор – Мухаммад Падшах. Один из значительных толковых словарей большого объема, в котором представлена лексика позднейшего периода языка фарси-дари. Имеются некоторые указания на происхождение слов. Новое издание словаря осуществлено Д. Сияки в 7 томах (Тегеран, 1956 г.).
    Из современных толковых словарей языка фарси-дари следует отметить капитальное лексикографическое пособие «Словарь таджикского языка (с X до начала XX века)», составленный большой группой таджикских ученых под редакцией М. Ш. Шукурова, В. А. Капранова, Р. Хошима, Н. А. Маъсуми. Словарь содержит 45 000 слов и словосочетаний, приложение (арабский ключ) и огромное количество документированных примеров из классической таджикско-персидской литературы, тазкире, историографических памятников и т.д. (включая таджикскую литературу нового времени – до начала XX в.). Большой охват персидско-таджикской и заимствованной лексики, богатая фразеология, высокий лексикографический уровень – все это выгодно отличает «Словарь таджикского языка» от предшествующих толковых словарей, посвященных языку фарси-дари.
    Что касается современного Ирана, то из большого числа словарей необходимо прежде всего отметить значительные толково-энциклопедические труды А. Нафиси, А. Деххода и М. Моина, охватившие не только лексику классического периода, но и словарный состав современного языка, включая арабские, тюркские и европейские заимствования.
    «Фарнудсар» или «Фарханг-е Нафиси» – один из капитальных толково-энциклопедических словарей в 5-ти томах. Автор – Али-Акбер Нафиси. Согласно данным предисловия (оно написано сыном автора словаря, известным иранским ученым Сеидом Нафиси), словарь объясняет 158 431 слово, из которых 99 522 относятся к арабизмам. Включен также ряд тюркских и европейских заимствований, ономастический материал, названия наук и т.д. Первое издание словаря вышло в Тегеране в 1938–1955 гг. Словарь Нафиси считается пока единственным трудом, наиболее полно охватившим арабские заимствования, вошедшие в новоперсидский язык с самого начала его формирования.
    «Лугатнаме-йе Деххода» – крупнейший по объему современный толково-энциклопедический словарь персидского языка. Издание его началось после смерти автора Али-Акбара Деххода и продолжается поныне. С 1955 до начала 1972 г. вышло из печати свыше 180 выпусков большого формата. Автор словаря известен как политический деятель, поэт, переводчик, ученый-лексиколог, написавший капитальный труд «Пословицы и афоризмы» в 4-х томах. Словарь отличается не только широким охватом лексики, но и огромным количеством литературных примеров для каждого слова, для многочисленных оттенков значения слов.
    «Фарханг-е фарси» – капитальный современный толково-энциклопедический словарь в 6-ти томах (до настоящего времени вышло 5 томов). Автор – крупнейший иранский ученый Мухаммад Моин. Словарь снабжен латинской транскрипцией, несистематическими этимологическими пометами, хорошей и современной разработкой словарных статей. Включает значительное количество разговорной лексики и отраслевой терминологии.
В настоящее время в процессе становления находится большой толковый исторический словарь персидского языка, подготавливаемый научным центром по иранской филологии («Буньяд-е фарханг-е Иран»). Группа авторов под руководством проф. П.-Н. Ханляри задумала создать капитальный труд, который наиболее полно покажет развитие новоперсидской лексики с IX в. до наших дней.
    Создание двуязычных словарей не менее важная страница истории персидской лексикографии. Традиция составления этой категории словарей восходит к памятникам, дошедшим до нас с XI в. (арабско-персидские словари) и с XV в. (персидско-тюркские словари), из которых особую ценность составляют многочисленные арабско-персидские словари. Особенно знаменательно то обстоятельство, что до нас дошли памятники, представляющие каждое столетие, начиная с XI в.
    Особенно интересны арабско-персидские словари XII и XIII вв., которые могут в какой-то мере восполнить более чем двухсотлетний пробел в истории толковых словарей. С XI в. сохранилось несколько рукописей арабско-персидских словарей, созданных на востоке ираноязычного мира (Хорасан, Средняя Азия). К середине и концу XI в. относятся такие арабско-персидские словари, как словарь неизвестного историка Абулфазля Бейхаки, словарь Зузани, словарь Адиба Натанзи и др. Как отмечает С. И. Баевский^[6], последующие XII и XIII вв. были особенно плодотворными: к этому времени относятся такие значительные труды арабско-персидской лексикографии, как «Мукаддимат аль-адаб», составленный выходцем из Хорезма, выдающимся лингвистом и поэтом Абулькасимом Мухаммадом Замахшари, писавшим свои труды на арабском языке, «Китаб-ас-самифиль-асами» Абульфазля Майдани, «Тадж аль-масадир» Бу Джафарака Бейхаки, словарь поэта Ватвата и некоторые другие.
    В XIII в. в Средней Азии и Систане созданы словарь «Сурах» (переработка известного арабского словаря «Сихах» Абу Насра Джаухари), «Мухзиб ал-асма», «Нисаб ас-сабиан» (популярный арабско-персидский словарь в стихах, составленный для облегчения изучения арабского языка) и др., а к концу XIV в. относятся многие списки одного из наиболее известных арабско-персидских словарей «Сокровищница слов» («Канз ал-лугат»), составленного Мухаммадом ал-Халик Маъруфом в Гиляне. Последующие века также богато представлены двуязычными словарями.
    Персидско-тюркские словари создавались с XV в. главным образом на базе персидской поэтической лексики для понимания и изучения богатого поэтического наследия. Почти все словари охватывают широкий круг персидской лексики и содержат многочисленные поэтические примеры. Среди персидско-тюркских словарей можно отметить такие, как «Шамил ал-лугат» Хасана Хисари (XV в.), «Лугат-е Халими» (XVI в.), «Лугат-е Не'матулла» (XVI в.), персидско-турецкий фразеологический словарь «Дастур-ол-амаль» Риязи Эфенди (XVII в.) и др.
    В современном Иране началось составление персидско-европейских словарей различного назначения. Среди них особенно выделяются по лексикографическому уровню и охвату материала персидско-английские словари Сулеймана Хайима, выдержавшие несколько изданий (Тегеран, 1934–1936, 1961, 1963), и его же персидско-английский словарь пословиц (Тегеран, 1956).
    Со средних веков сохранились также словари иного типа: глоссарии, толкующие трудные слова отдельных авторов, словари суфийской терминологии, словари, посвященные терминам аруза, религии (толкование коранических понятий и т.д.), фрагменты отраслевых терминологических словарей и прочие специализированные лексикографические пособия. В новое время особое развитие получили терминологические словари и словари разговорно-просторечной лексики и фразеологии. ■

________
[1] Некоторые сведения о фрагментах среднеперсидских словарей см. Расторгуева, СЯ, стр. 10–12; см. также H. Reichelt. Der Frahang-i Oim. Vienna, 1950.
[2] Капранов, ЛФ.
[3] См. об этом Арендс, ТХО, а также Капранов, ЛФ, стр. 169–178.
[4] Баевский, ТС.
[5] Анализ словаря «Фарханг-е Джахангири» см. Раупов, ФДЖ.
[6] Баевский, АПТ.

________
⇑ Библиографические сокращения (на русском языке) в книге Пейсикова
⇑ Ю. Рубинчик. История изучения персидского языка
⇑ Ю. Рубинчик. Лексикография персидского языка (М., Наука, 1991)
⇑ И. Березин. Грамматика персидского языка (Казань, 1853)

OCR: fir-vst, 2015

Адмони В.Г. Исторический синтаксис немецкого языка. М.: Высшая школа, 1963, С. 325–328.

Абозина Н. М. К проблеме предикативного определения в современном датском и немецком языке. «Скандинавская филология». I. Л., 1961.
Адмони В. Г. (1). Введение в синтаксис современного немецкого языка. М., 1955.
Адмони В. Г. (2). Завершенность конструкции как явление синтаксической формы. «Вопросы языкознания». 1958, № 1.
Адмони В. Г. (3). К проблеме порядка слов. ИАН ОЛЯ. т. VIII, 1949.
Адмони В. Г. (4). О двусоставности предложения. «Уч. зап. I ЛГПИИЯ». Новая серия. Вып. 2, 1955.
Адмони В. Г. (5). О некоторых закономерностях развития синтаксического строя. «Докл. и сообщ. Ин-та языкознания». Вып. V. 1953.
Адмони В. Г. (6). Партитурное строение речевой цепи и система грамматических значений в предложении. «Филологические науки». 1961, № 3.
Адмони В. Г. (7). Развитие функций родительного падежа в немецком языке. Труды Ин-та языкознания. Т. IX. 1959.
Адмони В. Г. (8). Структура группы существительного в немецком языке. «Уч. зап. I ЛГПИИЯ». Новая серия. Вып. 1. 1954.
Адмони В. Г. (9). Структура немецкого предложения и основные тенденции в развитии структуры предложения в индоевропейских языках. Вопросы теории немецкого языка. Ленинград – Иркутск. Т. 1. 1960.
Адмони В. Г. и Сильман Т. И. Формы и градации охвата действительности структурой предложения как проблема стиля (на материале немецкого языка). Сборник к семидесятилетию В. М. Жирмунского. (Печатается.)
Брим В. А. Система числительных в германских языках. «Языковедные проблемы по числительным». Л., 1927.
Булах Н. А. (1). К вопросу о выражении грамматической категории отрицания в индоевропейских языках. «Уч. зап. Ярославского гос. пед. ин-та им. К. Д. Ушинского». Вып. XXX (XI). 1957.
Булах Н. А. (2). Развитие грамматической категории отрицания в немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1954.
Булах Н. А. (3). Средства отрицания в немецком литературном языке. Ярославль, 1962.
Виноградов В. В. Русский язык. М.–Л., 1947.
Вощинина Е. И. К истории глаголов с так наз. отделяемыми приставками в немецком языке. «Германское языкознание». Л., 1958.
Гухман М. М. (1). К вопросу о развитии анализа в индоевропейских языках. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. II. 1940.
Гухман М. М. (2). От языка немецкой народности к немецкому национальному языку. Т. I–II. М., 1958–1959.
Гухман М. М. (3). Причастие II германских языков. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. XI. 1957.
Гухман М. М. (4). Становление литературной нормы немецкого национального языка. «Труды Ин-та языкознания АН СССР». Т. X. 1960.
Дерецкая З. А. “Man” в древненемецком периоде. «Уч. зап. Вологодского гос. пед. ин-та». Т. XXVI. 1961.
Домашнев А. И. Синтаксические наблюдения над городской (деловой) прозой Германии XIII–XV вв. (Местоположение главных членов самостоятельного повествовательного предложения). Автореф. канд. дисс. M., 1954.
Донде Н. А. Свободное употребление родительного падежа в средневерхненемецком периоде. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена». Т. 190. Ч. I, 1959.
Драгомирецкая Л. В. Рамочная конструкция предложения в немецком языке. Автореф. канд. дисс. М., 1955.
Жилин И. М. Инфинитивный оборот с wie um … zu и его синонимы в современном немецком языке. «Уч. зап. Пятигорского гос. пед. ин-та». Т. 2. 1961.
Жирмунский В. М. (1). История немецкого языка. Изд. 4. М., 1956.
Жирмунский В. М. (2). Немецкая диалектология. М.–Л., 1956.
Жирмунский В. М. (3). Потенцированные формы в немецких диалектах. «Вопросы языкознания». 1956, № 6.
Иофик Л. Л. Об основах английской пунктуации в связи с проблемой сложносочиненного предложения. «Вопросы языкознания». 1961, № 4.
Каннер Л. М. Развитие выражения модальности претеритопрезентными глаголами в немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1953.
Катченкова С. В. “Auch” как средство выражения связи самостоятельных предложений. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена». Т. 217. 1960.
Кнабе Г. С. Еще раз о двух путях развития сложного предложения. «Вопросы языкознания». 1955, № 1.
Князькова Л. Н. Отделяемые и неотделяемые приставки “durch-, über-, um-, unter, wider-” в немецком языке. Автореферат канд. дисс. Л., 1953.
Козман С. М. Атрибутивный родительный падеж и его синтаксические синонимы в современном немецком языке. «Вопросы германской филологии». «Уч. зап. Пятигорского гос. пед. ин-та». Т. 24. 1961.
Кораблева Л. Г. Развитие системы форм определительного прилагательного в немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1954.
Коробова Л. С. Наблюдения над строением предложения в немецком языке в начале XVI века (на материале произведений Томаса Мюнцера). Автореф. канд. дисс. Л., 1962.
Куделин И. Н. Развитие форм определенно-количественных числительных и сочетаний этих числительных с существительными в средневерхненемецком и на раннем этапе нововерхненемецкого периода. «Уч. зап. Вологодского гос. пед. ин-та». Т. XXVI. 1961.
Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1956.
Марк Е. А. Развитие придаточных предложений ирреального сравнения в немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1959.
Масилюнас А. Сочетания прилагательных с существительными в древних германских языках (на материале готского и древневерхненемецкого языков). «Уч. зап. Вильнюсского гос. пед. ин-та». Иностранные языки. Т. IX. 1960.
Москальская О. И. (1). История немецкого языка. М., 1959.
Москальская О. И. (2). К истории склонения прилагательного в немецком языке. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. XI. 1957.
Нахмейн А. Е. Дополнение в родительном падеже при возвратных глаголах в ранненововерхненемецкий период. «Уч. зап. ЛГПИ им. Герцена». Т. XXVIII. 1957.
Некрасова Т. А. Грамматические средства выражения подчинения в немецком языке XVI в. Автореф. канд. дисс. М., 1954.
Николаева И. А. Прилагательное и качественное наречие в группе глагола в древневерхненемецкий период. Автореф. канд. дисс. Л., 1956.
Оганджанян Ф. Г. Структурное членение пассивных конструкций в немецком языке XII–XIII веков. «Уч. зап. Ивановского гос. пед. ин-та им. Д. А. Фурманова». Т. XXVIII. 1961.
Павлов В. М. Развитие определительного сложного существительного в немецком языке. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена». Т. 190. Ч. 2. 1958.
Патиш С. М. Причинный союз “denn” в немецком языке. «Вопросы синтаксиса немецкого языка». Л., 1959.
Пашевская Т. Л. Словосочетание с именем действия в качестве центрального слова. Л., 1957.
Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 7. М., 1956.
Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. I–II. Изд. 3. M., 1958; т. III. Харьков, 1899.
Ракитина С. И. Абсолютный винительный и его грамматические синонимы в немецком языке. «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена». Т. 189. 1959.
Ревзин И. И. Придаточное обстоятельственное предложение образа действия и причастный оборот в немецком языке. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. VII. 1955.
Редина А. И. Несвободные сочетания (глагол + имя существительное) в немецком языке XIV–XVI веков. «Вопросы синтаксиса немецкого языка». Л., 1959.
Ризель Э. Г. Упрощение структуры предложения (Auflockerung) как один из существенных признаков современного немецкого языка. «Тезисы докладов конференции по вопросам грамматики германских и романских языков I МГПИИЯ». М., 1959.
Риттер Е. Н. К истории одного стилистического явления в немецком языке. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. II, 1940.
Рыбакова Н. И. Некоторые черты синтаксиса немецкого языка XIII–XIV вв. на материале ранних грамот (закрепление местоположения сказуемого). Автореф. канд. дисс. М., 1953.
Серов В. А. Некоторые вопросы методики исследования в области исторического синтаксиса немецкого языка. «Уч. зап. I МГПИИЯ». Т. XIX. 1959.
Сильман Т. И. (1). К проблеме словообразования глаголов в немецком языке. «Уч. зап. II ЛГПИИЯ». Т. I. 1956.
Сильман Т. И. (2). Структура абзаца в прозе Лессинга, Гёте и Гейне. «Филологические науки». 1962, № 4.
Смолянский И. М. Развитие форм долженствования в немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1961.
Строева Т. В. Модальность косвенной речи в немецком языке. Автореф. докт. дисс. Л., 1951.
Строева-Сокольская Т. В. Развитие сложноподчиненного предложения в немецком языке. Л., 1940.
Суздальская Л. П. Сочетания «haben+существительное в винительном падеже» как средство выражения семантики состояния (на материале памятников древневерхненемецкого периода). «Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена». Т. 285. 1963.
Троянская Е. С. Влияние диалекта на оформление группы существительного в немецком литературном языке XVI–XVII вв. «Вопросы романо-германской филологии». М., 1961.
Филичева Н. И. История немецкого языка. М., 1959.
Худякова Д. В. История безличных предложений в немецком языке. Автореф. канд. дисс. М., 1955.
Цыганова И. А. Предикативное определение в языке древневерхненемецкого периода. «Уч. зап. ЛГУ». № 223. 1958.
Чернышева И. И. Становление нормы местоположения сказуемого в немецком литературном языке. Канд. дисс. М., 1945.
Шендельс Е. И. Понятие грамматической синонимии. «Филологические науки». 1959, № 1.
Шишкова Л. В. Определение в современном немецком языке. Автореф. канд. дисс. Л., 1953.
Шубик С. А. О присоединительной функции порядка слов в древневерхненемецком языке. (Печатается.)
Энгельс Ф. К истории древних германцев. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. изд. 1. Т. XVI. Ч. I.
Яблонская О. А. Возвратная форма глагола в немецком языке (по материалам древневерхненемецкого периода). Автореф. канд. дисс. Л., 1953.
Ярцева В. Н. (1). Исторический синтаксис английского языка. М., 1961.
Ярцева В. Н. (2). Слова-заместители в современном английском языке. «Уч. зап. ЛГУ», Серия Филол. наук. Вып. 14. 1949.

OCR: fir-vst, 2016

ПРЕДИСЛОВИЕ

    Персидский язык, бесспорно один из древнейших языков Старого света, в течение долгого существования своего должен был подвергнуться многим изменениям, но несмотря на влияние чуждых народов и языков, общее строение его сохранило еще многие родовые признаки ахаманийского диалекта, как это показали последние исследования Г-на Опперта над клинообразной персидской системой^[1]. Принятие персами мусульманской религии ввело в персидский язык, принадлежащий совершенно иному семейству, множество арабских слов, и невзирая на давнопрошедшие старания персидских пуристов Фердауси и других, чисто персидские слова с каждым днем уступают место арабским и исчезают из употребления. На севере Персии тюркское народонаселение и персидские диалекты почти изгнали персидский язык, так что образованные персияне изучают здесь родное наречие почти как мертвый язык, и самое произношение его отчасти подверглось влиянию турецкого выговора. Живую персидскую речь можно слышать теперь только на юге Персии, преимущественно подле гробниц Саади и Хафиза в Ширазе: метафоры, которыми прежде язык был так обилен, мало по малу изгоняются, и даже в дипломатической переписке заметна уже наклонность к изящной простоте вместо прежней напыщенной фигуральности.
    Много причин существует для того, чтоб сделать интересным изучение персидского языка: не говоря о глубокой древности его и о том важном месте, которое он занимает в ряду арийских диалектов, политическое значение персидской монархии и богатство персидской литературы дают этому языку завлекательное практическое приложение. Для филолога, несмотря на многочисленные и богатые результатами изыскания европейских ориенталистов о явном сродстве персидского с немецким, греческим, латинским и другими индо-германскими наречиями^[2], предстоит еще обильная жатва в сравнительных исследованиях персидского языка, богатство которого далеко превышает указываемую некоторыми учеными сумму персидских слов^[3]; для любителя литературы персидская поэзия одна достаточна для того, чтоб пленить внимание на долгое время. Как язык народа образованного и когда-то воинственного, благозвучный, богатый производством слов и метафорическими выражениями, персидский язык уже давно распространился по мусульманской Азии и для сведущих мусульман служит как бы мерилом образованности; в нашем Отечестве, составляя природный язык многих закавказских провинций, персидский изучается также татарским духовенством, которое необходимо знакомится с ним во время религиозного воспитания своего в Бухаре.
    Доныне на русском не было издано грамматического руководства к изучению персидского языка, хотя на разных европейских языках существует весьма много подобных сочинений^[4], между которыми находятся даже руководства к познанию персидских диалектов^[5]. Имевши случай изучать персидский живой язык в самой Персии, я предпринял составить грамматическое руководство к знакомству с ним, обращая внимание как на язык книжный прошедшего и настоящего времени, так и на язык разговорный, представляющий много уклонений, которые, если еще не вошли в состав персидской речи, то по крайней мере должны со временем занять в ней место наравне с другими правилами.
    Таким образом, я постоянно имел в виду книжный и разговорный языки во всех трех частях грамматики, указывая вместе с тем и на неправильности речи в персидских поэтических произведениях, впрочем, настолько, насколько то нужно для ознакомления с языком, потому что указание всех поэтических вольностей в грамматике было бы неуместно и невозможно. Несмотря на то, что персидский язык, по несложности многих своих изменений, весьма приближается к простоте английского языка, богатое производство имен и разнообразные изменения глаголов требовали такого обширного развития, что грамматика моя вышла довольно пространна: чтобы не затруднять учащихся многочисленностью правил, я счел за нужное главнейшие из них вести под одной нумерацией, а менее важные под другой. В произношении персидских слов я руководствовался южным персидским выговором, но, определив персидское произношение в первом отделении первой части сколь возможно приблизительное с помощью русских букв, я в следующих отделениях уже не выставлял выговора каждого слова, боясь бесполезно увеличить книгу. В развитии грамматической системы я старался соединить оригинальное проследование правил персидского языка с общим изложением наших учебников, не уклоняясь значительно от общего грамматического воззрения, но и не связываясь общепринятыми правилами там, где приложение их к персидскому языку было бы не согласно с требованиями персидской речи. Общую этимологию языка я излагаю в первых двух частях, в третьей же находится синтаксис; кроме постоянного указания во всех грамматических правилах, где это нужно, на арабские формы, употребляемые в персидском языке, я посвящаю еще третье отделение второй части арабским грамматическим видам, встречающимся в персидском языке. В изложении персидского синтаксиса я ограничиваюсь указанием необходимых правил, тем более, что некоторые синтаксические замечания вошли в этимологию, по неизбежной связи своей с этимологическими правилами.
    Первоначально труд мой обнимал и грамматику персидских наречий, исследованных мною во время пребывания на Востоке, а именно: татского, талышинского, гилекского, мазандеранского, гебрского, курдского восточного и курдского западного, но так как объем книги оказался при печатании превосходящим условия учебника, то я нашелся вынужденным опустить персидские диалекты, и для ознакомления с ними предлагаю отдельный свой труд: Recherches sur les dialectes persans.
    Ориенталисты, знакомые с персидским языком, найдут в моем труде много несовершенств: посему я заранее прошу у них снисхождения к первому опыту персидского грамматического руководства на русском языке, извиняя себя надеждою, что мой слабый труд, почтенный свыше заслуги вниманием благосклонного начальства, определившего напечатать книгу на счет Казанского Университета, вызовет более опытных и сведущих мужей на это поприще.

И. Березин

________
[1] Journal asiatique, 1851, Février–Mars, Avril–Mai, Juin, Juillet, Septembre–Octobre, Novembre–Décembre.
[2] Dorn, Ueber die Verwandtschaft des persischen, germanischen und griechisch – lateinischen Sprachstammes. – Hammer, Verzeichniss persischer, mit germanischen, namentlich in der gothischen, dänischen, holländischen, schwedischen, englischen, griechischen, lateinischen, deutschen Sprache, und auch den Mundarten der letzten, in der alemanischen und österreichischen, verwandter Wörter. Wiener Jahrbücher der Literatur, 1830, B. 49, 50, 51, 52 und 53, Anzeige–Blatt.
[3] Journal asiatique, 1833, Juillet, 34–35.
[4] Исчисление напечатанных персидских Грамматик см. в Bibliotheca orientalis, par Zenker, 34–37 и 226; Journ. asiat. 1833, Juillet, 40–50. К ним должно еще присовокупить Грамматику покойного Аббас Кули, напечатанную в Тифлисе под заглавием: Краткая грамматика персидского языка, Тифлис, 1841; Грамматику на армянском для руководства в армянских школах, напечатанную в Константинополе в 1826 году балатским священником Тер-Ованнесом, по приказанию Архиепископа Карапета; немецкий перевод Грамматики Мирзы Ибрагима: Grammatik der lebenden persischen Sprache von Mirza Mohammed Ibrahim. Aus dem engtisch. übers. von Fleischer, Leipzig, 1847; второе издание Forbes Falconer, Grammar of the persian language, London, 1848; вторую часть Vullers, Institutiones linguae persicae, Giessen, 1850, и литографированный персидский текст Grammaticae persicae praecepta edidit Dr. Splieth, Halis, 1846.
[5] Garzoni, Grammatica e vocabolario della lingua kurda, Roma, 1787; Spiegel, Grammatik der Pârsisprache, Leipzig, 1851.

Перевод в современную орфографию: fir-vst, 2015

ВВЕДЕНИЕ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ СИРИЙСКОГО ЯЗЫКА
    0.1. Сирийский язык – один из диалектов арамейского языка, входящего в семью семитских языков. Арамейский язык засвидетельствован в многочисленных документах (на камне, коже, папирусе, бумаге), относящихся к разным периодам и к разным географическим пунктам Ближнего Востока. Самые древние надписи на арамейском датируются IX–VII вв. до н.э. Как живой разговорный язык арамейский в различных модификациях употребляется до настоящего времени. Широкое распространение арамейского языка на протяжении трех тысячелетий, различные судьбы носителей этого языка в разных районах Ближнего Востока, оторванность отдельных групп арамейцев друг от друга, обусловленная религиозно-политическими причинами, вызвали деление арамейского языка на диалекты, приблизив некоторые из них к состоянию языка. Особо следует выделить арамейское наречие Северной Месопотамии – г. Эдессы и его окрестностей (Осроены), на котором в течение столетий (III–XVI вв.) создавалась широко известная всему миру церковная и светская литература. Именно эдесское наречие арамейского языка и получило название «сирийского языка».
    Сирийский язык вместе с арамейскими диалектами, распространенными на территории древней Ассирии и Вавилона, составляет восточную ветвь арамейского языка в противоположность арамейским диалектам Палестины как западной ветви данного языка.

СИРИЙСКИЕ ПИСЬМЕННЫЕ ПАМЯТНИКИ
    0.2. Имеются сирийские письменные памятники, относящиеся ко времени до появления христианства. Это в основном – надгробные памятники из г. Эдессы (Урхай) и его окрестностей, где приблизительно с 125 г. до н.э. господствовала династия Абгаридов. Надгробная надпись одного из членов царствующего дома Ма‘ну представляет собой древнейший памятник сирийского языка и относится к 73 г. н.э. Примерно того же периода вторая сирийская надгробная надпись Амаш-Шамша, жены Шар‘ду, представителя той же династии, а также надпись, высеченная на камне, поставленном в честь дочери царя Ма‘ну. Из дохристианских эпиграфических памятников следует отметить надгробие Селевка Бар-Мукимы 201 г. до н.э. из окрестностей Алеппо, а также несколько других памятников, посвященных местным царствующим особам.
    Древнейшим оригинальным письменным памятником неэпиграфического характера является торговый контракт 243 г. до н.э. из Эдессы. Особого внимания заслуживает письмо Мара Бар-Серапиона из Самосаты, представляющее собой значительный сирийский литературный памятник дохристианской эпохи.

СИРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
    0.3. После принятия христианства сирийским царствующим домом Абгаридов (первая половина I в. н.э.) г. Эдесса превращается в мощный очаг сирийской христианской литературы. Это были произведения церковные, оригинальные и переводные с греческого. На сирийский язык были осуществлены переводы «Диатессарона» Татиана (II в.) и библейских книг (так называемые Пешита, I–II вв.). Появляются дидактические и апокрифические произведения, среди которых очень популярен известный еще на древнеарамейском языке рассказ о мудром Ахикаре.
    Сирийская литература III–IV вв. представлена такими широко известными авторами, как, например, Бар-Дайсан (II–III вв.), создатель большого количества гимнов, или Ефрем Сирин (IV в.), поэт и мыслитель, автор нравоучительных проповедей, прозванный «сирийским пророком».
    V–VI вв. знаменуют собой расцвет сирийской литературы. Была создана довольно обширная церковная поэтическая литература, составлены жития святых и мучеников. Наряду с богословской бурно развивается философская литература, главным источником которой являются греческие сочинения. В V в. происходит раздел сирийской церкви вследствие догматического спора между так называемыми несторианами, последователями константинопольского патриарха Нестория, и яковитами, последователями монофизита эдесского епископа Якова. В Эдессе создается центр несторианских деятелей, известный под названием «персидской школы», которая занималась в основном переводами с греческого. Здесь было переведено много греческих философских сочинений, в том числе и труды Аристотеля. Вскоре изгнанные из Эдессы несториане обосновываются в Нисибине и там продолжают свою интенсивную литературную работу. Большую литературную деятельность развернули и яковиты, особенно в области теологии и философии. Примечательна литературная деятельность антиохийского епископа Сергия Решайнского, известного философа и переводчика Аристотеля и других греческих авторов.
    После византийско-персидской войны (611 г.) сирийская литература постепенно приходит в упадок. Однако до арабских завоеваний Сирии и Месопотамии и даже в первые века арабского господства (VII–VIII вв.) на сирийском языке создается множество значительных произведений, где большое место отводится полемике между яковитами и несторианами. Последние переселяются все дальше на восток и доходят до Средней Азии, неся с собой не только собственную, но и греческую культуру. Что же касается арабов-завоевателей, то они с помощью сирийцев (как яковитов, так и несториан) знакомятся с греческой философией, математикой, медициной и другими науками. В этот период особо следует отметить деятельность научного центра яковитов, созданного при монастыре Кеннешре («Орлиное гнездо»), где большое внимание уделялось таким отраслям знания, как философия, астрономия, математика, филология, история.
    В последующие века (IX–XIII вв.) появляются сирийские переводы «Калилы и Димны», басен Эзопа, а также целый ряд художественных оригинальных сочинений, среди которых особо следует выделить сочинения прославленного классика сирийской литературы Григория Бар-Гебраи (арабское имя: Абд-ул-Фарадж бен ал-Хасун), прозванного современниками Фарид ал-Заманом ('Красота времени'), 1226–1286 гг. Поэт и историк, богослов и автор грамматических трактатов, Бар-Гебрая занимает почетное место в истории художественной и научной мысли Востока.
    Последним видным представителем сирийской литературы был несторианин Абд-Ишо Бар-Берика (XIV в.), автор «Книги жемчугов» и стихотворного сборника «Эдем», а также ряда богословских сочинений.

СИРИЙСКИЙ ЯЗЫК СЕГОДНЯ
    0.4. С VIII в. сирийский язык, вытесняемый арабским, продолжает свое существование лишь в качестве письменного и церковного языка. Следует отметить, что и по сей день этим языком пользуются в сирийских церквах, изучают в специальных школах, созданных при церквах и монастырях, на этом языке составляются учебники и создается литература, правда, в довольно ограниченном количестве и в основном церковного характера. Интересные сведения о состоянии сирийского языка сегодня дает изданная в 1967 г. в Бейруте книга Аброхома Нуро^[1]. В этом удостоверились и мы сами, посетив сирийские монастыри и семинарии св. Иоанна в Ираке в начале 1970 г. Причем следует отметить, что в чтении сирийских текстов сохраняются обе традиции: яковитская (западно-сирийская) среди монофизитов и ортодоксов и несторианская (восточно-сирийская) среди несториан и халдеев (несториане-католики).

ГРАФИКА

СИРИЙСКОЕ ПИСЬМО
    1.1. Сирийское письмо представляет собой одну из ветвей арамейской письменности. По мнению одних ученых (например, Ж. Кантино^[2]), формирование сирийского письма происходило под влиянием пальмирского, другие же (М. Лидзбарский, Ф. Розенталь^[3]) предполагают, что как сирийское, так и пальмирское письмо исходят из одного источника. Письмо, которым выполнены древнейшие сирийские эпиграфические памятники, известно как «раннее сирийское письмо» (Д. Дирингер^[4]). К нему близко стоит графика древнейшего сирийского документа – упомянутого выше торгового контракта 243 г. Начертание букв этого письма – округленное, что и дало основание назвать данное письмо «эстрангела» (от греч. στρογγύλη 'круглая'). До 30-х годов V в. эстрангела была единственным видом письма, применяемым сирийцами. Но после распада сирийской церкви на западную (яковитскую) и восточную (несторианскую) пользование письмом «эстрангела» сильно ограничивается. Взамен возникают два вида сирийского письма, развившиеся из него же: так называемого серто, или «линейное» (от сирийского sertō 'линия'), широко применяемое сирийцами, жившими в Римской империи, – яковитами и поэтому получившее в Европе название «яковитского письма», и «несторианское», распространившееся среди сирийцев Персидской империи – несториан. Яковитским письмом пользовались также мелкиты («сторонники малка», т.е. царя, – как называли сирийцев, разделявших религию Римского императора)^[5].
    Яковитское и несторианское письмо, представляющие собой разновидности эстрангела, мало отличаются друг от друга. Графическая разница между ними в основном заключается в системах огласовок (см. табл. 1).
    Следует отметить, что хотя сирийский язык был вытеснен из употребления арабским, тем не менее носители последнего нередко пользовались сирийским письмом. Таким образом получалась сирийская транскрипция арабских текстов. Такая транскрипция известна под названием «гаршуни». Сирийское письмо применяется и для языка малаялам – на юге Индии^[6].

ЗНАКИ ДЛЯ СОГЛАСНЫХ
    1.2. Сирийское письмо содержит буквы лишь для передачи согласных и состоит из 22 букв, расположенных в той же последовательности, что и в еврейском алфавите. Сирийцы пишут справа налево, связывая буквы друг с другом, хотя связь не всегда бывает двусторонней (с предыдущими, т.е. справа, связаны все буквы, но с последующими – слева – лишь 17 букв). Исходя из этого, различают четыре начертания букв (хотя они мало отличаются друг от друга): несвязанные, связанные справа, связанные слева, связанные с двух сторон. Некоторые буквы имеют лишь по два начертания в зависимости от места буквы в слове; одно – в начале и середине слова, другое – в конце.
    В текстах встречаются лигатуры. В виде лигатур пишутся яковитский lāmaḏ и 'ālaf, две буквы lāmaḏ и 'ālaf-lāmaḏ; в виде лигатуры соединяются буква lāmaḏ предыдущего слова с начальным 'ālaf последующего слова.
<... ... ...>

________
[1] Abrohom Nouro, My Tour in the Parishes of the Syrian Church in Syria and Lebanon, Beirut, 1967. См. также: H. Ritter, Tūrōyo, Beirut, Bd I, 1967, стр. 10.
[2] J. Cantineau, Grammaire du Palmyrénien épigraphique, Le Caire, 1935, стр. 32–35; см. также: F. Rosenthal, Die aramaistische Forschung seit Th. Nöldeke’s Veröffentlichungen, Leiden, 1964, стр. 276.
[3] M. Lidzbarski, Handbuch der nordsemitischen Epigraphik, I, Weimar, 1893, стр. 193–194, F. Rosenthal, Die Sprache der palmyrenischen Inschriften und ihre Stellung innerhalb des Aramäischen, Leipzig, 1936, стр. 9; см. также: F. Rosenthal, Die aramaistische Forschung…, стр. 270.
[4] См. Д. Дирингер. Алфавит M., 1963, стр. 336–337.
[5] В Индии несторианское письмо известно под названием халдейского, а яковитское – как маронитское письмо (см. Th. H. Robinson, Paradigms and Exercises in Syriac Grammar, ed. 3, London, 1949, стр. 3).
[6] Там же, стр. 3.

Серия «Языки народов Азии и Африки»

© Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1979

Ответственный редактор
Г. Ш. Шарбатов

В очерке дается первое в отечественной лингвистике систематическое описание сирийского языка – эдесского наречия арамейского языка. Подробно освещены фонетика и грамматика сирийского языка, даются общие историко-лингвистические сведения о языке и его письменных памятниках.

OCR: fir-vst, 2016

Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. Том 1. М.-Л., 1949, С. 12–14.

2. Индо-европейская система
    Уже первые исследователи, посетившие Осетию в конце XVIII и начале XIX ст., обратили внимание на то, что осетины, имея много общего с соседними кавказскими народами по внешнему типу, одежде, образу жизни, нравам и обычаям, резко отличаются от них по языку. Более основательное знакомство с осетинским языком вскрыло интересный и несколько неожиданный факт: осетины по своему языку оказались родственны не кавказским (яфетическим) народам, как чеченцы, кабардинцы, абхазы, грузины, дагестанцы, не тюркским, как балкарцы, карачаевцы, кумыки, азербайджанцы, а народам Европы, Ирана и Индии, народам так называемой индо-европейской системы.
    Что представляет собою индо-европейский мир, к которому относятся осетины? Народы индо-европейской речи – это ряд народов древнего и нового мира, выступающих на арене истории со II тысячелетия до н.э. Они населяли с давних пор большую часть Индии, Иран, часть Средней и Малой Азии и почти всю Европу.
    Индо-европейцы, это, во-первых, хетты, создавшие во II тысячелетии до н.э. крупнейшее государство в Малой Азии. Далее – индийцы и иранцы, древние греки, римляне, кельты; славянские народы: русские, украинцы, белоруссы, поляки, чехи, сербы, хорваты, болгары и др.; балтийские народы: литовцы, латыши; германские народы: немцы, англичане, шведы, норвежцы, голландцы; наконец, романские народы: французы, итальянцы, испанцы, португальцы.
    Одиночными представителями самостоятельных ветвей индо-европейской системы являются тохарцы в Восточном Туркестане (народ, исчезнувший еще в средние века), армяне в Закавказье, албанцы на Балканском полуострове.
    Мы видим, что индо-европейскую систему образуют народы, находящиеся около 4-х тысячелетий в поле зрения истории.
    В антропологическом отношении они сильно различаются. Объединены эти народы в одну группу или «семью» по признаку языка. Ничто не указывает на то, чтобы между ними была расовая близость. Индо-европейский мир – это культурно-историческое, а не расовое образование.
    Памятники на индо-европейских языках сохранились со II-го тысячелетия до н.э., так что историю их удается проследить документально на протяжении около 4000 лет.
    Глубокий сравнительный анализ древнеиндийского (санскрита), древнеиранского, древнегреческого, латинского, древнегерманских, древнеславянского и других языков этой группы, произведенный в начале прошлого столетия Францем Боппом и его преемниками, вскрыл чрезвычайную близость между этими языками, как по составу слов, так и по всей грамматической структуре. Казалось, что древние индо-европейские языки представляют наречия или диалекты одного языка. Как можно объяснить такую близость между языками, раскинутыми на огромном пространстве и не имевшими между собой, в большинстве, никакого общения? Не могло быть и речи о том, чтобы такая разительная близость могла получиться случайно и независимо в каждом месте. Единственно возможное объяснение, предложенное Н. Я. Марром, заключается в предположении, что индо-европейские языки образовались в результате длительного процесса постепенного схождения и укрупнения многочисленных мелких и раздробленных доисторических племенных и языковых образований.
    Процесс образования и распространения первоначальных индо-европейских языков произошел в доисторические времена и не засвидетельствован никакими памятниками. Поэтому вопросы о том, как происходило это распространение, какие племена были первоначальными носителями индо-европейской речи, где жили эти племена – остаются до сих пор открытыми. Несомненно одно, что распространяясь на новые места, племена эти интенсивно смешивались с местным населением и воспринимали элементы его языка и культуры. Ниже мы увидим, что осетинский язык как раз прекрасно иллюстрирует этот процесс: распространившись на определенной территории Кавказа, индо-европейский осетинский язык, сам, в свою очередь, подвергся влиянию местных кавказских языков, а осетины-иранцы, как о том говорит их современный антропологический тип, смешались с местным населением.

3. Иранская группа
    Осетинский язык относится к одной определенной ветви индо-европейских языков – к иранской. Это с полной очевидностью показал Вс. Миллер^[1], а вслед за ним Гюбшман^[2].
    Действительно, даже при поверхностном знакомстве с осетинским языком, можно было видеть, что, имея черты, общие всем индо-европейским языкам, он обнаруживает в то же время ряд особенностей, свойственных, среди всех индо-европейских языков, только иранским.
    К иранской ветви относятся, кроме осетинского, языки: персидский, курдский, татский, талышский, афганский, белуджский, ряд иранских языков Припамирья (шугнанский, ваханский и др.), таджикский, ягнобский. Кроме того, сохранились памятники от нескольких уже мертвых языков: древнеперсидского и авестийского (примерно VI–IV вв. до н.э.), сакского, пехлевийского, согдийского, хорезмийского. Последние языки, в отличие от авестийского и древнеперсидского, могут быть названы "среднеиранскими".
    Имеется также достаточно оснований считать, что иранскими были языки древних скифов и сарматов, населявших когда-то юг России (см. ниже).
    Таким образом, история иранских языков прослеживается на протяжении около 3000 лет. Из других индо-европейских языков ближе всего к иранским стоят индийские. Особенно велика близость древнеиранских языков к древнеиндийскому (санскриту).
    Осетинский язык, территориально давно уже оторванный от остального иранского мира, занимает в нем обособленное место и, по многим своим признакам, противостоит всем остальным новоиранским языкам. Всё же по ряду признаков осетинский язык можно отнести к одной определенной группе иранских языков, которую можно назвать северо-восточной.
    Сюда относятся, во-первых, предполагаемые языки скифов и сарматов, которые, как можно думать, были в ближайшем родстве с осетинским.
    Далее согдийский и ягнобский, хорезмийский, сакский, и, наконец, языки Припамирья и афганский.
    Благодаря архаизму форм осетинского языка и необычайной сохранности в нем старого иранского наследия, в ряде случаев более показательными оказываются параллели осетинского языка с древнеиранскими (авестийским и древнеперсидским), а также с древнеиндийским (санскритом), чем с любым из живых иранских языков.

________
[1] Bс. Миллер. Осетинские этюды, I–III, М., 1881–1887.
[2] H. Hübschmann. Etymologie und Lautlehre der Ossetischen Sprache. Strassburg, 1887.

OCR: fir-vst, 2017

________
⇑ Из истории изучения осетинского языка

Дауров Х.М. Культура устной осетинской речи. 1975, С. 5–7.

    Наукой установлено, что осетинский язык относится к иранской группе индоевропейской семьи языков. Осетинский язык – это иранский язык, проникший в доисторические времена на Кавказ и начавший здесь среди неираноязычного населения новый этап своего исторического развития.
    Историей осетинского языка ученые-лингвисты стали интересоваться еще в прошлом столетии. Начало научному изучению осетинского языка положил русский ученый академик А. М. Шёгрен (1794–1855). В результате двухлетнего пребывания в Осетии (1836–1837) A. M. Шёгрену удалось собрать ценный материал, давший ему впоследствии возможность грамматического описания осетинского языка. Ученый писал: «Я имел удовольствие оставить Кавказ с тем внутренним убеждением, что успел сделать всё, что мне было только возможно, и в исходе 1837 года возвратился в Петербург, совершенно лишенный зрения на поврежденном прежде глазе и почти с отмороженными от жестокой зимы на возвратном пути членами, но обогащенный изобильными и по возможности достоверными материалами к пространному изложению осетинского языка по двум главным его наречиям Тагаурскому и Дигорскому».^[2]
    Спустя семь лет, в 1844 году, в издании Академии наук вышла книга А. М. Шёгрена под названием «Осетинская грамматика с кратким словарем осетинско-российским и российско-осетинским». В специальной литературе говорится о том, что А. М. Шёгрену удалось правильно установить звуковой состав осетинского языка на русской основе и впервые создать для него алфавит, которым пользовались последующие исследователи осетинского языка. После А. М. Шёгрена крупнейшим исследователем осетинского языка стал другой русский ученый, академик В. Ф. Миллер (1848–1913). Побывав несколько раз в Осетии (1879, 1880, 1881, 1886 гг.) и изучив в совершенстве осетинский язык, Миллер в Москве опубликовал большую научную работу в 3-х частях под названием «Осетинские этюды», часть I (1881), часть II (1882), часть III (1887). «Осетинские этюды» Миллеру принесли мировую известность. Он стал признанным авторитетом по вопросам осетиноведения.
    Появление таких фундаментальных научных трудов, как «Осетинская грамматика с кратким словарем осетинско-российским и российско-осетинским» А. М. Шёгрена и «Осетинские этюды» В. Ф. Миллера, привлекло большое внимание к осетинскому языку не только русских, но и зарубежных специалистов.
    Вслед за «Осетинскими этюдами» В. Ф. Миллера в 1887 году в Страссбурге была опубликована книга крупного немецкого ученого г. Гюбшмана «Этимология и фонетика осетинского языка», написанная по материалам «Осетинских этюдов» и опубликованных (1868) академиком Шифнером «Осетинских текстов», собранных Данилом Чонкадзе и Василием Цораевым». К этому периоду относится и синтаксическое исследование осетинского языка другого немецкого филолога Р. Штакельберга, изданное на немецком языке в Страссбурге (1886).
    В конце прошлого столетия группа немецких ученых издала совместный труд по вопросам иранской филологии.
    В этой работе раздел «Язык осетин» (1904), посвященный осетинскому языку, на немецком языке был написан В. Ф. Миллером.
    Вопросы осетинского языка свое дальнейшее изучение и разностороннее освещение получили в работах советских ученых-осетиноведов: доктора филологических наук профессора В. И. Абаева («Осетинский язык и фольклор», М., 1949, т. I, «Грамматический очерк осетинского языка» – приложение к осетинско-русскому словарю, Орджоникидзе, 1959 и др); профессора Г. С. Ахвледиани (К вопросу о протетическом гласном в осетинском», – «Наша наука», № 4, 1923; «Три «т» в осетинском» – «Ежегодник Грузинского лингвистического общества», т. I, 1924; Осетинская рукопись 1802 года» – «Бюллетень Тбилисского университета», VIII, 1926; «К вопросу о звонком анлауте второго члена композите в осетинском языке» – «Известия ИЯИМК», V–VI, 1940; «Диссимилятивное озвончение смычных в осетинском языке» – «Труды Тбилисского университета», XVIII–1941; примечания редактора в книге «Грамматика осетинского языка», Орджоникидзе, 1963 и др.); доктора филологических наук профессора В. С. Соколовой («Очерки по фонетике иранских языков», II выпуск, М., 1953); доктора филологических наук М. И. Исаева («Очерк фонетики осетинского литературного языка», Орджоникидзе, 1959; «Становление и развитие осетинского литературного языка» – «В книге «Закономерности развития литературных языков народов СССР в советскую эпоху», М., 1969); кандидата филологических наук доцента Н. К. Багаева («Современный осетинский язык», часть I, Орджоникидзе, 1965); кандидата филологических наук К. Е. Гагкаева («Синтаксис осетинского языка», Орджоникидзе, 1956); кандидата филологических наук Н. X. Кулаева («Основные этапы развития и источники обогащения осетинского литературного языка», – «Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института, т. XVIII, 1956») и др.
    Большой интерес к осетинскому языку и его истории проявляет ряд зарубежных ученых-лингвистов: в Англии – Бэйли и Гершевич, в Германии – Леви и Боуда, в Дании – Кристенсен, в Норвегии – Моргенстриерне и Фогт, в Венгрии – Мункачи, во Франции – Бенвинист и др. ■

________
[1] В данном разделе частично использован материал из книги «Грамматика осетинского языка», т. I. Введение («из истории изучения осетинского языка»), Орджоникидзе, 1963, стр. 23–29.
[2] А. М. Шёгрен. Осетинская грамматика, часть I. СПб, 1844, стр. 13.

OCR: fir-vst, 2016

________
⇑ Осетинский язык. Фрагмент книги Абаева

Profile

fir_vst

June 2020

S	M	T	W	T	F	S
	1	2	3	4	5	6
7	8	9	10	11	12	13
14	15	16	17	18	19	20
21	22	23	24	25	26	27
28	29	30

Syndicate

Page Summary

Герман Гессе. Магия книги
А. А. Лепинг (ред.). Немецко-русский словарь (М., Русский язык, 1976)
С. И. Соболевский. Древнегреческий язык (СПб, Алетейя–Летний сад, 2000)
Юрий Рубинчик. Лексикография персидского языка (М., Наука, 1991)
Юрий Рубинчик. История изучения персидского языка
Библиографические сокращения (на русском языке) в книге Пейсикова 1975 г.
Л. С. Пейсиков. Очерк истории персидской лексикографии
Список литературы на русском языке в книге Адмони 1963 г.
И. Березин. Грамматика персидского языка (Казань, 1853)
К. Г. Церетели. Сирийский язык (М.: Наука-ГРВЛ, 1979)
Осетинский язык. Фрагмент книги Абаева
Из истории изучения осетинского языка

Посетители

Style Credit

Style: Pink Panther for Lefty by sarken

Expand Cut Tags

No cut tags

Page generated Apr. 23rd, 2025 15:28

Entries tagged with филология

Navigation

Герман Гессе. Магия книги

А. А. Лепинг (ред.). Немецко-русский словарь (М., Русский язык, 1976)

С. И. Соболевский. Древнегреческий язык (СПб, Алетейя–Летний сад, 2000)

Юрий Рубинчик. Лексикография персидского языка (М., Наука, 1991)

Юрий Рубинчик. История изучения персидского языка

Библиографические сокращения (на русском языке) в книге Пейсикова 1975 г.

Л. С. Пейсиков. Очерк истории персидской лексикографии

Список литературы на русском языке в книге Адмони 1963 г.

И. Березин. Грамматика персидского языка (Казань, 1853)

К. Г. Церетели. Сирийский язык (М.: Наука-ГРВЛ, 1979)

Осетинский язык. Фрагмент книги Абаева

Из истории изучения осетинского языка